Жил однажды капитан… К 85-летию со дня рождения Алексея Гринина

2004

17 июля 2004 года наш давний друг и коллега позвонил и сообщил, что написал очерк о выдающемся мастере, пятикратном чемпионе СССР в составе армейской команды, ее многолетнем капитане. Автор был уверен, что его любимая команда и в нынешнем сезоне успешно завершит чемпионат России, и предлагал предварить поздравления в адрес ЦСКА рассказом о славном предшественнике нынешних мастеров, которому в августе исполнилось бы 85 лет. Но 18 июля Владимир Николаевич Пахомов скоропостижно скончался. С некоторым опозданием мы всё же получили этот очерк. Однако ЦСКА чемпионом не стал, дважды споткнувшись на финише. Команда Алексея Гринина такого себе не позволяла.

29 августа 1938 года в Ленинграде московские динамовцы со счётом 6:0 выиграли у «Зенита». Один из мячей (с подачи нападающего Михаила Якушина) забил 19-летний Алексей Гринин, приглашённый в команду её тренером Михаилом Товаровским. Потом новичок участвовал ещё в семи играх чемпионата, четыре раза заставив соперников начинать игру с центра поля.

А в следующем сезоне Гринин появился в ЦДКА. Его уход из «Динамо» не вызвал огорчения у динамовских поклонников – подумаешь, одним молодым игроком больше, другим меньше. «Динамо» вместе с Грининым покинули Николай Белоусов, Павел Забелин, Константин Ратников, скоро болельщиками забытые. Лишь Гринин стал со временем знаменитым. Неслучайно динамовские руководители долгое время никак не могли простить себе потерю Гринина. А тогда никто не мог представить, каким окажется его будущее.

В 1979 году Алексей Григорьевич на вопрос: «С чем был связан ваш переход в ЦДКА?» ответил так: «Тут имелись некоторые причины – и личные, и спортивного характера». В 39-м в динамовской пятёрке нападения создалась нешуточная конкуренция. Вспоминая о ней, Гринин почему-то не упомянул Василия Трофимова, приглашённого из «Динамо» (Болшево), и находившегося в расцвете славы Михаила Якушина, но зато назвал великолепно игравших Михаила Семичастного и Сергея Ильина, вспомнил стремительно ворвавшегося в основной состав Александра Назарова и приглашённого из Ростова Валерия Бехтенева, на которого возлагались большие надежды.

На самом же деле вовсе не конкуренция среди динамовских нападающих заставила Гринина уйти в ЦДКА.

В 1938 году арестовали его родного дядю Александра Осиповича Гринина, простого рабочего с Морозовской мануфактуры в Озёрах, небольшом городе в Московской области, расположенном на берегу Оки, недалеко от Коломны. В кругу таких же, как и он сам, работяг дядя Саша однажды рассказал анекдот (что-то там про колхозников и сенокос), за что и загремел на 10 пет по страшной 58-и статье. А племянник после этого получил метку – ЧСИР, член семьи изменника Родины.

В то время советские люди с таким клеймом становились изгоями – на работе, в учебных заведениях. Нередко из-за этой аббревиатуры распадались семьи. А что же говорить о тех, кто состоял в штате НКВД или его подразделениях, например в обществе «Динамо», которое одно время называлось пролетарским?! Оно ведь создавалось с целью улучшения физической и боевой подготовки личного состава органов и войск ЧК-ГПУ, предшественников НКВД. Первым председателем московской организации «Динамо» стал И.С. Уншлихт, заместитель председателя ВЧК, а «железный Феликс» – почётным председателем Центрального совета «Динамо». Вполне понятно, динамовцы не могли допустить, чтобы в рядах их лучшей футбольной команды находился хотя бы один ЧСИР!

История умалчивает, кто именно из «Динамо» предложил Гринину написать заявление об уходе по собственному желанию. Да это и неважно. Вполне мог проявить усердие чиновник даже низшего разряда, который из карьеристских соображений самым настоящим образом выставил Гринина за порог «Динамо».

Несмотря на произошедшее, Алексей Григорьевич никогда не таил зла ни на динамовцев, ни на спортивное общество, которое для него было альма-матер. Ведь до того матча, в котором он забил мяч с подачи Якушина, Гринин два года играл в футболке с ромбиком «Д» на груди. Матчам в динамовской форме предшествовал футбол в родном городе Озёры, сначала, начиная с 13-летнего возраста, в мальчишеской ватаге, а потом, по совету брата Владимира (возрастом постарше), в детской команде Морозовской мануфактуры. Подросток настолько хорошо играл, отличался резкостью в борьбе за мяч, сильно бил правой ногой, что через два года его приняли в свой состав взрослые футболисты предприятия.

В 17 лет Гринин попал в Москву и стал выступать за «Динамо» – ходатайствовал брат, перебравшийся в столицу раньше и игравший за одну из динамовских команд защитником. А вскоре Гринин уже считался динамовцем на законном основании: он пошёл работать электриком в Новинской женской пересыльной тюрьме, чей персонал – охранники и служащие – относились к обществу «Динамо». Футболист Алексей Гринин, участвуя в городских соревнованиях, переходил из одной команды клуба в другую – четвёртая, третья, затем сразу первая.

Приглашая и просматривая Гринина, Товаровский уже был наслышан об этом игроке: на тренировках много времени уделяет ударам, старается бить из разных положений, с лёта, полулёта. И ещё рассказывали Товаровскому: Гринин, оттачивая удары, здорово пробивает штрафные, после чего переходит к 11-метровым (недаром он впоследствии стал одним из лучших пенальтистов страны, за всю карьеру лишь в двух случаях не поразил цель).

Так что в ЦДКА из «Динамо» поступил уже вполне сложившийся футболист. Его уход, как показала жизнь, был для динамовцев серьёзной потерей. А в основной состав армейской команды Гринин попал летом 1939 года. Поначалу экс-динамовца зачислили в ряды РККА, и ему пришлось, как положено, пройти курс молодого бойца. Первый мяч за ЦДКА он забил в своём дебютном матче (для армейцев это была третья игра в чемпионате), поразив ворота московского «Локомотива».

Следующий сезон оказался для Гринина весьма примечательным. Его и Григория Федотова, хотя команда ЦДКА в 1940 году заняла лишь четвертое место, нарком обороны маршал Семён Константинович Тимошенко отметил именными часами как «отличных футболистов» Красной Армии. Но главным событием для Гринина в 1940 году оказался выезд за рубеж. 

Многие наши граждане, не говоря уж о «членах семьи изменника Родины», в то время даже не мечтали побывать за пределами страны, а вот Гринин неожиданно попал за границу, словно вытянув лотерейный билет. Причём оказался в поездке, решение о которой принял Совет Народных Комиссаров СССР, а состав делегации, отправлявшейся на два матча в Софию, определялся Центральным Комитетом партии чуть ли не в кабинете Сталина.

До этого советские футболисты встречались за рубежом лишь с командами рабочих спортивных союзов. Теперь же их в Софии ожидали соперники более высокого класса, хотя и непрофессионалы. Предстоящие матчи имели политический подтекст. Первый секретарь МК и МГК партии А.С. Щербаков, напутствуя отъезжающих, подчёркивал, что москвичам придётся играть в монархической стране, имея в виду, что ею правит царь Борис.

С 1937 года, когда «Спартак», усиленный рядом срочно арендованных игроков, сумел уверенно обыграть басков, одержавших в Советском Союзе семь побед в восьми матчах (при одном ничейном результате), стало обыденным явлением направлять подмогу в любую команду, встречающуюся с иностранцами.

Сталин считал (особенно после войны), что советские спортсмены обязаны побеждать во всех международных соревнованиях. Вождь всегда говорил: «Не готовы – не надо выступать», ибо любая неудача, на его взгляд, льёт воду на мельницу наших врагов, подрывает авторитет СССР в мире. Желая угодить вождю, спортивные руководители, чтобы выиграть у иностранных спортсменов, с одобрения ЦК партии подбирали соотечественникам слабых соперников, да ещё буквально обязывали команды, встречавшиеся с иностранцами, непременно прибегать к аренде игроков из других клубов.

Формально из Москвы на двух самолётах в Софию отправляли «Спартак», но на самом деле это была сборная команда столицы, в которую помимо девяти спартаковцев входили шесть футболистов ЦДКА, пять динамовцев, два торпедовца и один игрок «Локомотива».

Каким же незаурядным мастерством обладал Гринин, если он не только попал в спартаковский десант, высадившийся в болгарской столице, но и участвовал в обоих матчах в Софии! Такой чести из 14 наёмных футболистов удостоились помимо него трое: Николай Ильин («Локомотив»), Федотов и Якушин. В одной из игр пятёрка нападающих выглядела так: Гринин. Якушин, Федотов. Сергей Соловьёв и Сергей Ильин, три динамовца и два армейца. Такая пятерка, несомненно, украсила бы сборную СССР, но тогда её не созывали…

Из 13 мячей, забитых москвичами в Софии. Гринин записал на свой счёт только один. Мало? Но, играя на фланге, он не мог по результативности соперничать с центровой тройкой, где выделялись Федотов и Якушин.

Нетрудно представить, как тщательно, до седьмого колена, изучались родословные каждого участника поездки, их личные дела, коль скоро сам Сталин держал её под контролем. Недаром он из своих самых верных соратников сформировал комиссию, отвечавшую за подготовку команды к матчам в Софии (она начала с того, что посадила футболистов на сбор, продолжавшийся месяц, запретила все посещения, не пускали даже журналистов). В комиссию вошли заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР А.Я. Вышинский, выступавший в роли Прокурора Союза ССР на громких политических процессах 30-х годов, а также член Оргбюро ЦК ВКП (б) Мехлис и уже упоминавшийся Щербаков. К ним временами подключался председатель ВЦСПС Шверник.

Ни один из этих ставленников вождя, даже Вышинский, снискавший позорную славу бесконечными разоблачениями «изменников Родины» и членов их семей, не вычеркнул из списка делегации Алексея Гринина, за два года до этого заклейменного как ЧСИР.

Подобное клеймо не повлияло на карьеру Алексея Григорьевича, не помешало ему в жизненных ситуациях. Не знаю, как это назвать – улыбкой судьбы, везением, но всё же думаю, что решающее значение имела отличная игра Гринина, заставившая всех забыть, что его дядя осуждён по 58-и статье, а потому он и стал ЧСИР. У Гринина никогда не было проблем с получением выездных документов, его не тормозили на выездных комиссиях. Он стал заслуженным мастером спорта в феврале 1946 года. ЦДКА к тому времени ещё ни разу не был чемпионом СССР, лишь полугодом раньше впервые выиграл Кубок (среди армейцев в ту пору только Федотов носил это звание).

Не исключено, что при обсуждении кандидатуры Гринина не только учли победу ЦДКА в последнем кубковом турнире, но и вспомнили его игру за «Спартак» в Софии (кстати, после той поездки высоким званием отметили пятерых футболистов: Сергея Ильина, Федотова, Якушина и спартаковцев Анатолия Акимова и Андрея Старостина).

Так и просится отступление. Вячеслав Соловьёв, один из пяти игроков ЦДКА-ЦДСА, ставший пятикратным чемпионом СССР оказался единственным в «команде лейтенантов», не получившим звания заслуженного мастера спорта. Эту несправедливость в отношении одного из партнёров Гринина, успешно выступавшего на всех семи позициях в тогдашних линиях полузащиты и нападения, не устранили даже в 1991 году, когда высокие спортивные звания буквально раздавались направо-налево, нередко за заслуги, которые не шли ни в какое сравнение с высокими достижениями Вячеслава Соловьёва, игрока и тренера. Жалею, что не удосужился спросить у него, почему по отношению к нему проявляли немилость. Теперь не спросишь и у его вдовы, недавно скончавшейся. Мне приходилось слышать, что некогда (при представлении Соловьёва к званию заслуженного мастера спорта), произошла какая-то неприятная история с его братом, известным арбитром по футболу и русскому хоккею, а может, случился и явный оговор. О том случае все довольно быстро забыли, по крайней мере, никто из сверстников братьев Соловьёвых не мог сказать мне, что же на самом деле случилось со старшим из них. Борисом. Тем не менее Вячеслава Дмитриевича, единственного из «лейтенантов», обошли стороной с присвоением звания.

Победы ЦДКА-ЦДСА неразрывно связаны с именем великого тренера Бориса Андреевича Аркадьева. Сам он, раскрывая секреты своей «кухни», не в последнюю очередь объяснял успешную работу с армейцами наличием у него игроков-единомышленников во главе с Алексеем Грининым, капитаном команды в большинстве матчей победных сезонов. Капитанская повязка перешла к Гринину от Федотова, пользовавшегося непререкаемым авторитетом у футболистов. Ещё в его молодые годы Федотова иначе как Григорием Ивановичем никто не называл.

Алексей же Григорьевич умел находить язык с самыми выдающимися игроками ЦДКА-ЦДСА, что стаю одним из главных его достоинств как капитана. Каждый из них был звездой с нелегким характером, амбициями, о чём я сужу, неплохо зная «лейтенантов». Правда, познакомился почти со всеми из них после завершения их пути как игроков. Некоторых узнал близко, а с Бобровым дружил на протяжении 20 лет. Все эти знаменитости бесконечно уважали Гринина, который никогда не был формальным вожаком. Он умел резать в глаза правду-матку кому угодно в команде – и старым бойцам, вроде Кочеткова и Дёмина, сильным на поле и слабакам за его пределами, и футболистам, недавно принятым в команду и уже успевшим «отличиться» в нарушении дисциплины (Мухортов, Елизаров).

После матчей на стадионе «Динамо» футболисты ЦДКА-ЦДСА, если всей командой не ехали с жёнами в ресторан «Арагви», отправлялись к станции метро «Сокол». Недалеко от дома, где жили Гринин и некоторые «лейтенанты», окрещённого молвой «генеральским» из-за многочисленных военачальников, населявших его (некоторое время одну из квартир занимал Н.А. Булганин), располагалась пивнушка. Её хозяйка к приходу армейцев накрывала огромную бочку белой скатертью, получался своеобразный стол.

Под бочковое пиво «лейтенанты» начинали «разбор полётов». Нередко он продолжался в квартире Гринина. В таких случаях супруга капитана команды уходила в дальнюю комнату, затыкала уши ватой, спасаясь от ненормативной лексики, которая усиливалась с каждой бутылкой пива и с каждой рюмкой популярнейшего национального напитка. Но при этом непечатные выражения не были площадной бранью, они не несли оскорблений в чей-либо адрес – по-русски смачно вспоминались отдельные моменты матча. Кое-кому доставалось по первое число, но никто не обижался на критику, настолько она была по делу.

Капитан команды никогда не робел ни перед какими военачальниками, если приходилось держать ответ за её игру. Однажды, в 1950 году, «лейтенантов» собрал маршал Булганин. Николай Александрович распекал футболистов за неровные выступления, приведшие к тому, что ЦДКА никак не мог закрепиться в лидирующей группе, все игроки сидели понурыми, опустив головы. Никто не решался что-то сказать или возразить маршалу. И тут без чьей-либо подсказки поднялся Гринин. Казалось, что он заговорит о причинах относительных неудач, напомнит о двух серьёзных по сравнению с предыдущим сезоном потерях в составе (Федотов стал тренером, Бобров переместился в ВВС). Но капитан был предельно краток: «Мы же не такие плохие, товарищ маршал! Не волнуйтесь, мы обязательно начнём вот-вот выигрывать».

Вскоре армейцы настигли лидера – ленинградский «Зенит» (это произошло в 12-м туре), а с 16-го тура до самого последнего, 36-го, никому первую строчку в таблице не уступали. Особенно впечатлила победа со счётом 8:1 над «Зенитом» на открытии кировского стотысячника.

Командующий авиацией МВО генерал Сталин, усердно занимавшийся комплектованием команд ВВС по различным видам спорта, особенно футбольной, всегда считал, что его футболистам, собранным с мира по сосенке, не хватает такого капитана, как Алексей Гринин, которого генерал однажды пригласил в свой особняк на Гоголевском бульваре.

Как правило, подобные разговоры в генеральской обители заканчивались тем, что Василий Иосифович предлагал собеседнику перейти в спортклуб военных авиаторов, суля присвоение офицерского звания, выдачу единовременного пособия, переселение из коммуналки, а то и из барака или подвала в благоустроенное жильё, чаще всего в отдельную квартиру. Поскольку генерал слов на ветер не бросал и свои обещания выполнял, то желающих (спортсменов и тренеров) пополнить ряды ВВС было немало.

Но Гринина предложения Василия Сталина не прельщали. Он уже был офицером, в улучшении жилищных условий не нуждался, менять ЦДКА на ВВС, хотя это и представлялось престижным, не собирался. Он так и высказал всё генералу, который уважал откровенных людей, а потому на Гринина не прогневался, но почему-то посчитал, что гость наутро одумается и решится на переход в ВВС. Поэтому генерал приказал не отпускать Гринина домой и запереть его в одном из помещений. Узник на рассвете, увидев молочный фургон, заехавший во двор особняка, усыпил бдительность охранников и хозяйской собаки, принадлежавшей некогда Герману Герингу, бежал от генерала, спрятавшись в фургоне за бидонами…

В конце 40-х – начале 50-х годов избрание капитана в любой команде не было формальностью. Кто будет капитаном, не считалось внутренним делом команды. Весьма характерный случай произошёл в 1953 году, правда, не с Грининым и не в ЦДСА, а в другой армейской команде.

Футболистов МВО, готовившихся дебютировать в классе «А», в товарищеских предсезонных матчах выводил на поле Валентин Николаев. И вдруг перед первой официальной игрой в команду МВО приходит телеграмма из ГлавПУРа, запрещавшая Николаеву быть капитаном. «Политики», как в армии называли политработников, исходили из того, что в 1952 году, когда расформировали команду ЦДСА (в связи с поражением на Олимпийских играх сборной СССР от сборной Югославии, которую у нас тогда иначе как командой клики Тито – Ранковича не называли). Николаева дисквалифицировали и сняли с него звание заслуженного мастера спорта. В связи с этим, по мнению политработников с генеральскими погонами, Николаев, хотя уже не считавшийся дисквалифицированным, недостоин быть капитаном команды МВО. Как ни возмущались футболисты МВО, в ГлавПУРе запрет не отменили, и майор Николаев передал капитанскую повязку Юрию Ныркову.

В 1948 году Комитет по физической культуре и спорту при Совете Народных Комиссаров СССР утвердил положение о капитане футбольной команды, сохранившее силу на протяжении нескольких сезонов. В документах говорилось, каким должен быть «ближайший помощник тренера как во время тренировок и соревнований, так и в общественной жизни и быту»: пользоваться большим доверием и авторитетом в команде, быть способным сплотить коллектив и воспитывать у игроков «высокие морально-волевые качества, личным примером, активной игрой воздействовать как на отдельных игроков, так и на команду в целом, мобилизуя ее волю к победе».

Буквально всем без исключения требованиям отвечал Алексей Гринин. Поэтому даже строгие поборники морали из Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота не решились заставить Аркадьева провести переголосование и избрать вместо ЧСИР иного капитана. Кстати, к этому времени дядя Саша «перековался», как тогда говорили, честным трудом, исправился и вышел на свободу досрочно. В дальнейшем его реабилитировали.

Гринин, ведя за собой команду, играл смело, азартно, из-за чего некоторые журналисты иногда упрекали его в резкости, якобы переходившей в грубость.

У Агнии Барто есть стихотворение для детей – бабушка впервые в жизни попадает на стадион «Динамо»:

ЦДКА – «Динамо» вывешен плакат.

Всюду о футболе люди говорят.

За короткое время бабушка настолько увлеклась игрой, что начинает вслух комментировать происходящее на поле, например, заявляет:

– Капитан горяч.

Так нельзя, товарищи, налетать на мяч.

Барто умолчала, какого капитана имела в виду бабушка. Но постарался художник, иллюстратор книги. Рядом с приведёнными мной строками, он изобразил спины двух футболистов, пытающихся в прыжке ударить головой по мячу. У одного из них (8 красной футболке) – крупная (на спине) цифра 7. Под седьмым номером всегда играл Гринин.

По поводу грининской манеры игры Николай Старостин писал: «В его игре подкупала простота и ясность. Подобно Святославу Игоревичу, он как будто бы сразу предупреждал противника: «Иду на вы». И действительно шёл, не прибегая к хитростям и уловкам».

В 1965 году имя Гринина попало в дискуссию, развернувшуюся на страницах журнала «Спортивные игры». Известный в ту пору спортивный работник Юрий Бажанов писал, что в символической сборной мира он поставил бы на место правого крайнего нападающего Гринина, а не Гарринчу. И тут такое началось! «Эка куда хватил, – возмущались некоторые участники дискуссии. – Гарринчу знает весь мир, а кто в мире знает Гринина?!» Действительно, Алексей Григорьевич пользовался популярностью только в нашей стране, правда, от края до края – от Калининграда до Тихого океана. Но это не его вина, что советские футболисты редко проникали за железный занавес, да и то на товарищеские матчи.

Защитники соперников держали Гринина цепко, били при этом нещадно. Его супруга рассказывала мне, что кости на ногах мужа напоминали ей поверхность стиральной доски: из-за бесчисленных ушибов, ударов они были со своеобразными колдобинами, как на плохой дороге.

В1948 году Гринину в жестком столкновении сломал три ребра защитник московского «Динамо» Всеволод Радикорский. Произошло это в полуфинальном матче на Кубок СССР. Валентин Гранаткин, всегда стремившийся в печати к осторожным оценкам футболистов, на этот раз в отчёте об игре, опубликованном в ближайшем номере «Советского спорта», расценил действия Радикорского против Гринина как грубое нападение.

Годом раньше футболисты «Динамо» и ЦДКА также сошлись на кубковой дорожке, только тогда встреча произошла в 1/8 финала. Динамовцы дошли до того матча, ещё ни разу в сезоне не познав горечи поражения (Кубок разыгрывался в середине лета), а ушли с поля побеждёнными, проиграв со счётом 1:4. Немало времени они были вынуждены сражаться фактически вдесятером (по ходу встречи травмировался как раз Радикорский в столкновении с Грининым, но заменить его было нельзя – в том сезоне не разрешалась даже одна замена).

Армейцы много атаковали, а после того как Радикорский, правый защитник, «сломался», усилили наступление. Хотя и до ухода динамовца с поля Дёмин, левый крайний ЦДКА, устроил со своим визави Радикорским игру в кошки-мышки и дважды поразил ворота «Динамо». Ещё в двух случаях отличился левый инсайд Бобров. В «Советском спорте» через день появилась фотография: Радикорский (на заднем плане) на широко расставленных коленях беспомощно смотрит вслед Дёмину (на переднем плане), идущему в очередную атаку…

Матч, в котором Радикорский напал на Гринина, после кубковой игры был третьей (в двух сезонах) встречей ЦДКА – «Динамо» (одна ничья при двух победах армейцев). Динамовцы хотели хотя бы раз победить соперников, но ничего у них не получилось. В случае очередной неудачи вполне мог перед командой появиться Берия (подобное уже случалось) и, блеснув стёклышками очков, по традиции сказать своё любимое защитникам: «Может, вам в защиту пулемётчиков поставить?! Только ваши спины тоже на мушке окажутся!».

Вот эта жажда расквитаться с армейцами, чувство досады, что подобное никак не получается, страх перед появлением Берии с его обращением к защитникам затмили Радикорскому рассудок, и он не совладал с нервами, безжалостно ударил Гринина (прежде никакого враждебного отношения динамовца к капитану ЦДКА не наблюдалось, они оба участвовали в 1940 году в поездке «Спартака» в Софию, правда, Радикорский ни разу не сыграл). Это ещё хорошо, что Гринин вышел играть по существу голодным (перед матчем он не чувствовал аппетита, а то, как считали медики, последствия удара Радикорского оказались бы ужасными, пострадали бы не только три ребра…).

Со стадиона «Динамо» скорая помощь умчала капитана ЦДКА в госпиталь имени Бурденко. Ровно через неделю, в следующее воскресенье, «лейтенанты» выиграли Кубок, после чего в полном составе поехали навещать Гринина. Хрустальный приз, доверху наполненный шампанским, пошёл в палате по кругу, не миновав даже абсолютного трезвенника Бориса Андреевича, впервые в жизни оказавшегося к вечеру в нетрезвом состоянии.

А на следующий день команду ЦДКА чествовали в Краснознамённом зале ЦДКА. Все игроки поднялись на сцену в военной форме. Капитан Советской Армии Алексей Гринин принял знамя чемпиона из рук председателя Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта генерал-полковника Аркадия Аполлонова, ещё незадолго до того работавшего заместителем министра внутренних дел СССР и наблюдавшего (термин тех лет) за работой Управления по охране важных объектов промышленности и железных дорог, Управления конвойных войск, Главного управления военного снабжения, Управления вузов, Финансового отдела войск МВД, Главного управления пожарной охраны, Главного управления МПВО, Военно-строительного управления, наконец, общества «Динамо», из-за чего он и был направлен Сталиным почти на два года «рулить» отечественным спортом.

После появления Гринина на торжественном вечере в ЦДКА возникло недоумение – как же так? Сообщалось, что у него серьёзная травма, а он как ни в чём не бывало присутствовал на церемонии награждения команды, вроде как без особого труда вышел за знаменем чемпиона навстречу генералу Аполлонову…

Появлению Гринина на публике помогли в госпитале имени Бурденко. Капитана команды так загипсовали и забинтовали, упаковали в такой «корсет», что он выглядел поправившимся. А между тем его из Краснознамённого зала ЦДКА снова увезли в госпиталь, где он провалялся три месяца. А домой он вернулся на новое местожительство.

«Если бы не Зинка, ты не стал бы легендарным Грининым», – подтрунивали «лейтенанты» над своим вожаком. За те месяцы, что капитан провёл в госпитале. Зинаида Ивановна обустроила только что полученную от военного ведомства квартиру. Жена капитана ЦДКА-ЦДСА всегда была в курсе всего происходившего в команде. И вовсе не благодаря информации супруга, хотя он и делился рассказами о партнёрах, о буднях «лейтенантов». Борис Андреевич разрешал женатым футболистам на предматчевых сборах, которые проводились на Ленинских горах, находиться вместе с супругами (сам он оставался дома). Тренер умел разговорить каждую из них на любую тему, он в таких беседах любил цитировать своего любимого поэта Блока, приводил латинские изречения, а потом незаметно всякий раз переводил разговор на семейные темы, причём настолько тактично и задушевно, что собеседницы выкладывали всё, что у них было на душе, что наболело, и, конечно, не обходилось в разговоре без футбола, на который диалог соскальзывал как само собой разумеющееся.

Однажды Аркадьев застал Зинаиду Ивановну врасплох, спросив, кого она поставила бы в ближайшем матче на левый край – старательного первогодка Петю Пономаренко или бывалого Дёмина («Уж очень он водку пьёт», – добавил тренер). Гринина поначалу растерялась с ответом: «Даже не знаю. Борис Андреевич, что сказать вам». А потом нашлась: «Я склонюсь к Дёмину. Да, он по-прежнему пьёт. Но представляете, как он сыграет, узнав о вашем доверии, о том, что вы предпочли его Пете. Словно на крыльях понесётся, от защиты соперников ничего не останется. А у Пети всё ещё впереди». – «Вот и я так думаю, – сказал футбольный мудрец. – Спасибо». В ближайшей игре Дёмин оказался лучшим среди армейцев…

…Первое место в чемпионате 1950 года футболисты ЦДКА практически обеспечили себе задолго до финиша. Даже ничьи в последних матчах не помешали выиграть золотые медали.

Турнир армейцы завершили четырьмя выступлениями в Закавказье. После встречи с динамовцами Тбилиси (2:2) они имели 50 очков. На четыре очка отставала московская команда «Динамо», проведшая на игру больше. Выиграв затем у харьковского «Локомотива» (3:1), она набрала 48 очков и сохраняла шансы догнать ЦДКА и получить право на решающий матч за звание чемпиона (в случае успеха в своём последнем матче и поражений ЦДКА во всех трёх оставшихся играх).

Однако дружина Бориса Аркадьева спустя три дня прекратила все суждения по поводу того, кто станет чемпионом. На тбилисском стадионе «Динамо» она вновь закончила встречу со счётом 2:2 (в турнире третий раз подряд), на этот раз с местными спартаковцами.

Чествование футболистов ЦДКА, в четвёртый раз ставших чемпионами СССР, проходило на стадионе «Динамо» 8 ноября, спустя полтора месяца после их последнего матча. Армейцы появились на церемонии, едва закончилась встреча «Спартак» – «Торпедо», не сыгранная в сентябре. Получив золотые медали, победители первенства, возглавляемые начальником команды полковником Василием Зайцевым, тренерами Аркадьевым и Федотовым, совершили круг почёта со знаменосцем Юрием Нырковым. Он и ещё два капитана – Константин Бесков из московского «Динамо», занявшего в чемпионате второе место, и Александр Западенец из команды ВМС, победившей в классе «Б», – опустили флаг сезона. То что армейцы в тот торжественный день доверили нести знамя и быть капитаном Ныркову, не удивляло (прекрасный футболист, парторг команды, фронтовик). Недоумение возникло по другому поводу: где Гринин, что с ним? Его не было видно ни на трибуне, ни около команды, когда она приехала на стадион и когда уезжала. Странно…

Став чемпионом, команда ЦДКА проследовала из Тбилиси в Ереван. Местным динамовцам предстоял последний в чемпионате матч. Победа над ЦДКА позволяла им обойти киевских одноклубников и остаться в классе «А». При ничейном исходе, не говоря уже о поражении, ереванцы отправлялись в класс «Б», где они отсутствовали два сезона (в класс «А» они попали благодаря его волевому расширению). Правда, ближайшим конкурентам ереванцев – киевлянам ещё предстоял матч в Москве с футболистами 8ВС, занимавшими четвертое место, но его исход ни у кого не вызывал сомнения. Так что поединок с ЦДКА становился для команды ереванского «Динамо» судьбоносным.

Перед игрой некий человек, заглянув в раздевалку гостей, вызвал Гринина в коридор, где без обиняков предложил армейским футболистам за очень крупную сумму… сдать игру. Капитан ЦДКА в ответ ухмыльнулся и добродушно произнёс: «Нет, так не пойдёт. Что же нас, чемпионов, так дешево цените. Половину надбавили бы…» И возвратился в раздевалку.

Визитёр, поняв, что сделка не состоится, развернулся и зашагал прочь, резко, не оборачиваясь, бросив на ходу: «Как бы сегодня не пришлось пожалеть!»

Смысл этих слов дошёл до сознания Гринина немного позже, по ходу матча. При счёте 1:1 (хозяева поля отыгрались, реализовав пенальти) один из динамовских защитников нанёс капитану ЦДКА удар по левой ноге.

Поначалу травма не представлялась Гринину тяжёлой. Правда, с командой в Баку он не полетел, отправившись, сильно ковыляя, сопровождаемый третьим вратарём ЦДКА Виктором Якушиным, в Москву. Переночевав дома, он поехал в госпиталь, в тот самый, в котором за два года до этого пришлось провести три месяца.

Осмотрев пациента, генерал-лейтенант Фёдор Фёдорович Берёзкин, главный хирург Советской Армии, сказал ему, что ходить он будет, но играть – никогда. После этого генерал заковал ногу в специальный пластырь с железной скобой, вычистив немало осколков кости. Инородное тело настолько раздражало Алексея Григорьевича, что он, долго терпев, однажды не выдержал и освободился от «брони».

Берёзкин, двухметровый гигант, после этого рвал и метал, на весь госпиталь гремел его голос: «Я отвечаю за вас перед самим министром. А вы ведёте себя как мальчишка!» Хирург затем заново загипсовал ногу на 40 дней, потом ещё на столько же. В результате позднее её толщина едва ли не смахивала на спичку…

О травме Гринина на ереванском стадионе газеты промолчали. Тогда существовало негласное правило: о грубых выходках футболистов, о хулиганствующих зрителях, особенно на закавказских стадионах, не сообщать в печати или ограничиваться несколькими нейтральными строчками. Считалось, что информация о подобных фактах разжигает ненужные страсти, способствует появлению национализма, а главное – подрывает дружбу советских народов. А поскольку в газетах ничего не было о том, что капитан ЦДКА серьёзно травмирован в предпоследнем матче армейцев, то в межсезонье между строк проскользнуло, что он проходит курс специального лечения.

В то время медики возвращали в строй травмированных футболистов преимущественно с помощью парафина и прогревания синим светом. Гринин решил поступить по-своему. Он сажал на плечи трехлетнюю дочку и начинал прыгать с ней на левой ноге. Девочке это быстро надоедало, она хныкала, звала на помощь маму, просила опустить её на пол, но папа был неумолим – прыжки, прыжки, несметное количество прыжков. Так разрабатывалась нога, пострадавшая в Ереване.

Вопреки предсказанию хирурга Берёзкина Гринин возвратился на футбольное поле. Глядя на его игру, вновь азартную смелую, трудно было поверить, что он едва не остался на всю жизнь инвалидом. В наступившем сезоне, принёсшем армейцам успех в чемпионате страны и в розыгрыше Кубка, капитан команды провёл 26 матчей (из 28) на первенство, семь кубковых встреч, а потом трижды сыграл за «Спартак» в Албании.

В 1952 году после расправы над ЦДСА Гринин и ещё несколько его партнёров – Нырков, Водягин, Родин, Николаев, Коверзнев, Дёмин – вынужденно заканчивали сезон в команде города Калинина (МВО). Они помогли ей, дебютанту класса «А», занять шестое место, обыграть на Кубок динамовцев Тбилиси и Киева.

В следующем сезоне для Алексея Гринина в объединённой команде Вооружённых сил, выступающей под флагом МВО, не оказалось места, и он решил пойти учиться в военную Академию тыла, расположенную в Калинине. Попросил Владимира Добрикова, нападающего команды МВО, переговорить на этот счёт с легендарным Родимцевым, начальником калининского гарнизона. Генерал, услышав о желании Гринина, был готов помочь ему с поступлением в академию, но Алексей Григорьевич, не дождавшись его решения, уехал тренером во Львов.

Друзья удивлялись: и чего он подался во Львов, когда мог бы устроиться поближе к дому, к Москве – вакансий хватало. Но дело в том, что в конце 1953 года по решению маршала Булганина, ставшего министром обороны, началось после годичного перерыва воссоздание команд мастеров в военных округах, в том числе и в Прикарпатском округе, войсками которого командовал маршал И.С. Конев. Один из прославленных полководцев направил в Москву министру заявку: прислать на роль тренера ОДО (Львов) майора Алексея Гринина. Вот почему Гринин предпочёл учёбе в Академии тыла работу во Львове (позднее он окончил Институт физкультуры).

Во Львове Алексей Григорьевич проработал три года. По его рекомендации несколько футболистов поехали выступать за ЦДСА – ЦСК МО. Йожеф Беца стал олимпийским чемпионом в составе первой сборной страны. Виталий Щербаков затем играл за олимпийскую команду СССР. Направил Гринин в Москву и Василия Турянчика, но тот сошел с поезда, сделавшего остановку в украинской столице, и надолго стал игроком основного состава киевского «Динамо». Со Львова и началась тренерская карьера капитана «команды лейтенантов»: СКА (Новороссийск), «Терек» (Грозный), «Кайрат» (Алма-Ата), дорогой его сердцу ЦСКА, команда «Крылья Советов» (в чемпионате Москвы).

Особое место в жизни Алексея Григорьевича занимает работа в футбольной школе ЦСКА – в общей сложности на протяжении 22 лет с небольшим перерывом. Неслучайно ежегодно в ЦСКА вот уже более двух десятилетий среди юных футболистов разыгрывается приз памяти Гринина. На первых порах его, наряду с москвичами, оспаривали команды некоторых союзных республик, например Грузии. Киргизии, Белоруссии. Однажды прибыли сверстники из Италии.

85 лет назад в подмосковном городке Озёры в семье главного модельщика местной текстильной фабрики и ткачихи родился мальчик, четвёртый в семье ребёнок, ставший знаменитым футболистом. Местные жители гордятся им: имя Гринина носят одна из улиц и стадион, открыт музей. Ежегодно устраивается турнир памяти Гринина. Конечно, он не такой солидный по составу участников, как аналогичный в ЦСКА, но всегда отлично организован. Земляки никогда не забудут Алексея Гринина. Как и все, кому дорога история нашего футбола.