Войти

Капитан Александр Тарханов: «Готов служить армейскому футболу»

«Красная звезда», 19.12.1989

Уважаемые товарищи! Внимательно слежу за вашими публикациями под рубрикой «Спорт и личность». Спасибо за рассказы о судьбах выдающихся армейских атлетов, но позвольте сделать вам замечание: герои опубликованных в газете очерков все, как на подбор, люди, твердо стоящие на ногах. А мы-то, любители спорта, знаем о том, что судьбы больших мастеров далеко не всегда складываются удачно. Уверен, что и о них писать необходимо. В связи с этим предлагаю вам новую рубрику – «Разговор начистоту», под которой могли бы печататься откровенные, без «белых пятен» интервью или беседы со спортсменами, с теми, чей жизненный путь, да и спортивная карьера, не были усыпаны розами. Предлагаю и первую кандидатуру для встречи и откровенного разговора – бывшего капитана футбольной команды ЦСКА Александра Тарханова. Об обстоятельствах его отчисления из команды до сих пор ходят разноречивые, в основном порочащие этого спортсмена слухи, но мы не верим в его вину и хотим знать правду.

Это письмо прислал в редакцию москвич полковник запаса Г. Скирдо. О встрече с капитаном А. Тархановым на страницах газеты просят многие читатели «Красной звезды». Выполняем их пожелание.

– Итак, Александр, начистоту, баз «белых пятен», как того требуют любители спорта?

– Согласен. Хотя, конечно, жаль, что разговор об этом мы ведем только сейчас, а не пять лет назад. Тогда, наверное, не пришлось бы сыпать соль на старую рану…

– Что ж, упрек принимаю. С опозданием, но, как говорится, пусть наш разговор начистоту состоится лучше позже, чем никогда.

– Тогда, чтобы кое-что стало понятным, расскажу весьма характерный эпизод. Осенью 1985 года, находясь в отпуске, я приехал в столицу из Одессы, где провел сезон в команде СКА. Чтобы поддержать спортивную форму, приходил заниматься в футбольный манеж родного клуба. Но вот однажды его двери оказались для меня наглухо захлопнутыми. Пожилой контролер, с которым у меня всегда были самые добрые отношения, на этот раз встретил неприветливо: тебя, заявляет, начальство не велело пускать. А потом как обухом по голове: «Говорят, ты матчи продавал…» Оцениваете ситуацию?

– Вполне, Подобное обвинение даже в мыслях не укладывается. Я знакомился с материалами вашего «дела», с результатами партийного и служебного расследования, говорил с руководителями клуба и тренерами команды и ни разу не увидел и не услышал даже намека на «продажу» матчей.

– Ничего подобного не было, да и быть не могло. Не так, извините, воспитан. Спасибо болельщикам, людям, хорошо знавшим меня, которые ни тогда, ни сейчас не усомнились в моей честности и абсолютной верности армейскому клубу, ставшему для меня родным. Убежден, никто не вправе бросить в меня камень за то, что я якобы не отдавал коллективу всего себя. А что касается грязной сплетни, то, наверное, кому-то очень хотелось добить меня, окончательно «загнать в угол». Ведь нужно было хоть чем-то оправдать неудачу команды, не удержавшейся в высшей лиге. Нашли, видно, крайнего. С капитана ведь спрос особый, и падать ему больнее. К тому же, как ни обидно, такое положение, но спортсмен порой оказывается не в силах защитить себя от наветов и клеветы.

– Тогда, в 1984 году, я пытался выяснить степень вашей вины у Ю. Морозова, у руководителей клуба и в ответ слышал слова о том, что, мол-де, Тарханов, будучи капитаном команды, не оправдал надежд, не помог команде в трудный момент, не поддержал тренеров и за это наказан.

– Тут тот самый случай, когда начальству виднее потому, что оно начальство. Команда думала иначе, ребята до сих пор сохраняют со мной самые дружеские, теплые отношения. Команда знала, какой ценой далось мне возвращение в строй после тяжелой травмы, полученной 26 февраля восемьдесят четвертого года в кубковом матче с киевским «Динамо». Это уже потом, спустя несколько дней, я узнал, что стояло за острейшей болью: разрыв мениска и боковой связки коленного сустава. Но матч с динамовцами мы проигрывали, и потому, невзирая на травму, я доиграл до конца. Мы сумели переломить ход борьбы и победили – 4:2. Однако это был самый черный день в моей жизни. Ведь именно с него все пошло-поехало…

– Операцию опытнейший хирург Сергей Миронов сделал вам только 6 марта. Почему столько дней потеряли? Диагноз не могли установить?

– Не в диагнозе дело. Просто в клубе не верили в то, что травмирован я серьезно. Даже готовили меня к следующей кубковой игре с минским «Динамо», хотели сделать обезболивающие уколы. Но перед самым отъездом в Сухуми, где проводился этот матч, наш бывший доктор Лев Кожанов, которому я полностью доверял, осмотрел мое колено, поставил точный диагноз и тут же ночью отвез меня в Центральный институт травматологии и ортопедии. Утром С. Миронов подтвердил диагноз и сказал о том, что если бы я вышел играть, то остался бы калекой на всю жизнь.

– Дальше, Саша, позвольте мне продолжить. Вы ведь постесняетесь рассказать о том, что с первых же дней после операции приступили к интенсивным физическим тренировкам – с резиновым бинтом, гантелями, приседали на здоровой ноге, подтягивались на самодельной перекладине. Не стану делать вам комплименты, ибо вы не первый из спортсменов, кто восстанавливался, как говорится, через «не могу». Два месяца в ЦИТО, месяц дома, и уже в начале июня вышли на первую тренировку, почти вдвое сократив намеченный врачами срок. В июле сыграли полтора тайма в товарищеском матче, потом выходили за дубль, а 1 сентября болельщики увидели вас уже в основном составе.

– Да, это была встреча с «Араратом». Мы сыграли тогда вничью – 2:2. Потом играл с заменами, правда, с «Торпедо», «Кайратом», «Нефтчи», «Спартаком» и московским «Динамо». Нога болела, но я стремился действовать так, как только в тот момент был способен. Но мы шли очень трудно, были в опасной зоне. Как капитан старался помогать тренерам, подбадривал ребят. Однако уже тогда почувствовал, что отношение ко мне руководства меняется, становится весьма прохладным. В конце сезона стал, наконец, обретать хорошую форму, нога восстанавливалась, и я готовился к серьезным играм. И Юрий Андреевич Морозов, заметив это, сказал: «Что, Саша, восстанавливаешься?» Тем не менее, на матч с «Зенитом» меня не выставили, но затем, когда ЦСКА уже безнадежно проигрывал 0:3, выпустили на замену. Естественно, радикально повлиять на ход игры я был не в силах. История повторилась в Минске, а перед кубковым матчем в Батуми с местным «Динамо» Юрий Андреевич сказал мне уже прямо: «В следующем сезоне тебе будет 30 лет. Играть больше не рассчитывай».

– Вы согласились с этим?

– Нет. У меня на этот счет было собственное мнение. Но мне ответили: иди в Высшую школу тренеров. Играть все равно не дадим. Потом, когда команда покинула высшую лигу, было партсобрание. Как не справившемуся со своими обязанностями капитану, вынесли взыскание – выговор. Дальше – хуже. На парткомиссии, когда тренеры, к моему удивлению, старались изобразить меня главным виновником неудач, взыскание ужесточили – строгий выговор с занесением в учетную карточку. Я подал апелляцию в вышестоящий партийный орган, но там меня даже не выслушали, как следует.

– И что же, в тот момент все отвернулись от вас?

– Далеко не все. Большинство работников ЦСКА, спорткомитета, футбольные специалисты С. Шапошников, В. Агапов и многие другие всячески поддерживали меня. Но их влияния, увы, оказалось недостаточно, все уже было решено на уровне прежнего руководства армейского спорткомитета.

– А до этого к вам предъявлялись серьезные претензии?

– Что вы! Только в пример другим ставили. За девять лет в клубе не слышал по отношению к себе им одного худого слова. К делу, к службе, к режиму всегда относился серьезно, профессионально. В 80-м стал коммунистом, избирали членом партбюро отдела, секретарем парторганизации команды. Без отрыва от службы и выступлений учился, получил диплом Военного института физической культуры. Не скрою, порой трудновато приходилось, но я ведь не из баловней судьбы, к труду приучен сызмальства. О том, как играл, судить не мне, но приятно, что пять раз включался в число 33 лучших футболистов страны, выступал и за различные сборные СССР. Наверное, был неплохим офицером, если меня наградили медалью «За боевые заслуги», а всего лишь за год до изгнания из клуба вручили орден «За службу Родине в Вооруженных силах СССР» III степени.

– Скажите откровенно, Александр, не пожалели ли вы о том, что не раз и не два отклоняли предложения о переходе в другие, более известные и удачливые, клубы? Даже к Бескову не пошли…

– Да, меня приглашали в другие команды, да и Константин Иванович, очень уважаемый мною человек и тренер, действительно звал меня в «Спартак». Но я под другие знамена вставать не собирался. Почему? У каждого человека, в том числе и у меня, есть свои принципы. Во-первых, я – однолюб. Во-вторых, и это главное, всегда верил и надеялся на то, что кто-то из тренеров непременно должен создать в ЦСКА хорошую команду. Но одним тренерам не давали плодотворно работать, другие не потянули сами. Так что моим надеждам стать вместе с родной командой чемпионом страны не суждено было исполниться. Но я всегда буду питать к своему клубу, к таким тренерам, как Всеволод Михайлович Бобров, Сергей Иосифович Шапошников, и другим чувство искренней благодарности.

– Именно за преданность клубу, за желание и умение приносить команде максимальную пользу вас, Саша, до сих пор добрым словом вспоминают болельщики. Известно, нам вы рвались назад, в ЦСКА, выступая в армейских командах Одессы и Ростова-на-Дону…

– Да, очень хотел вернуться, но только не при прежнем руководстве. Однако и в Одессе, где меня приняли как родного, и в городе на Дону старался не ронять марку игрока ЦСКА, хоть и опального. В моральном плане было тяжело: знаешь, что ни в чем не виноват, а оправдаться не имеешь никакой возможности. Не знаю, удалось бы мне хоть как-то поправить свои дела, если бы в моей судьбе не принял участие Дмитрий Антонович Волкогонов, к которому я обратился за помощью в феврале 1986 года. Он был тогда заместителем начальника Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, и у него, конечно же, было множество дел куда более важных, нежели забота о старшем лейтенанте с шестилетним партийным стажем и взысканием в учетной карточке. Но генерал-полковник не пожалел времени на то, чтобы разобраться в обстоятельствах моего дела, и только после этого сказал мне, что была совершена большая ошибка. Он предложил содействовать моему возвращению в ЦСКА, но я не мог вернуться к тем, кто приложил руку к моему изгнанию из клуба. Короче, стал я играть в ростовском СКА. Там дела у меня пошли неплохо. Жаль, что приболел, а восстанавливаться, поддерживать вкус к игре было уже трудно. Словом, решил идти учиться в ВШТ, о чем и заявил руководству.

– Если уж совсем начистоту, Александр, осталась от пережитого зарубка на сердце?

– Обиженным себя не чувствую. Все, что со мной произошло, зачеркнул уже давно, и вы знаете, что я далеко не сразу согласился беседовать на эту тему, хотя ко мне не раз обращались корреспонденты газет и журналов. Не люблю плакаться, все пережил сам, не скис, не расслабился. Все эти годы готовил себя к тяжелой, но единственно приемлемой для меня работе тренера. Не тешу себя надеждой, что на этом пути не будет моментов, осложняющих жизнь. Поэтому будем считать, что я прошел определенную школу моральной закалки.

– Совсем недавно вы защитили диплом в Высшей школе тренеров. Стали дважды дипломированным спортивным специалистом. Не потеряли ли, Саша, дорогое время для самостоятельной тренерской работы?

– Отнюдь. Военный институт физической культуры дал мне солидный объем знаний в самых различных областях спортивной науки, ВШТ же предложила широкий набор специфических знаний и практических навыков, без которых нет современного тренера. Кстати, в течение первого года учебы я помогал тренерам в работе с юношескими сборными РСФСР, на втором, в только что закончившемся сезоне, – проходил учебную стажировку в команде «Котайк» (Абовян), работал вместе с бывшим футболистом ЦСКА и моим большим другом Назаром Петросяном, за что ему очень благодарен.

– О чем ваша дипломная работа?

– Постарался теоретически оформить свою концепцию, свои взгляды и методы работы с командой, постановку ее игры, выработку стиля.

– Ваши планы на будущее?

– Только практическая работа с футбольным коллективом.

– Еще не знаете, с каким, или это секрет?

– Секрета нет. Есть кое-какие варианты, но многое зависят не от меня. Я – человек военный. Во всяком случае, по-прежнему готов служить армейскому футболу.

– Спасибо за откровенную беседу. Александр Федорович. Читатели «Красной звезды», судя по их письмам, помнят о вас и желают вам успеха.

– Я им от всей души благодарен. За добрую память и доверие.

О ком или о чем статья...

Тарханов Александр Фёдорович