Войти

Эпоха ЦДКА, эпоха Всеволода Боброва

«Футбол», 01.1993

Любой болельщик со стажем, не задумываясь, назовет вам пятерку нападения знаменитой команды лейтенантов 40-х годов: Гринин, Николаев, Федотов, Бобров, Демин…

Валентина Николаева товарищи за его исключительную выносливость в шутку называли бомбардировщиком дальнего действия. Обладал он и редким футбольным даром – умением одинаково хорошо организовывать втеки и завершать их.

В команду ЦДКА Николаев был принят в 1940 году, а спустя четыре года в ней оказался и Всеволод Бобров…

– Как это получилось, Валентин Александрович?

– Шла война, но футбол в столице не замирал. В 1944 году был разыгран чемпионат Москвы с участием восьми команд мастеров – «Торпедо». ЦДКА «Спартака». «Динамо-1» (Москва). «Динамо-2» (Минск). «Крыльев Советов» «Локомотива» и Авиаучилища (в будущем – ВВС) Было объявлено, что на следующий год состоится уже и первенство СССР. Команды естественно, начали заниматься укреплением своих составов Бобров сам из-под Ленинграда. Он был отправлен в эвакуацию в Омск, где закончил военно-интендантское училище, за футбольную команду которого и играл. Об этом знал его земляк известный спортсмен, а тогда боевой офицер Дмитрий Богинов. впоследствии ставший популярным хоккейным тренером. Он-то и рекомендовал нам Боброва. Надо сказать, что в то время футбольная команда ЦДКА, как и Краснознаменный ансамбль песни и пляски имени Александрова, состояла в штате Главного политического управления Красной Армии. Главпур и направил в Омск депешу, требуя срочного приезда в Москву Боброва. Не знаю уж, каким образом но об этом пронюхали руководители команды авиаучилища или, как его тогда в целях конспирации в газетах нередко называли «часть генерала Василькевича», и провели пиратскую акцию. На перроне вокзала в Москве Боброва встретил администратор этой команды, хорошо известный в московских спортивных кругах Яков Цигель и выдал ему направление в… «Авиаучилище». Бобров знать не знал, кто его конкретно вызывал, и отправился туда. А главпур послал в Омск грозную телеграмму – «Где Бобров?!» Оттуда отвечают – «В Москве». Когда всё выяснилось, Василькевичу объявили выговор, а Цигеля уволили. Бобров успел сыграть несколько матчей за «Авиаучилище», а к нам он попал только зимой, когда начался хоккейный сезон. Тогда-то я с ним и познакомился. Ведь я тоже играл в хоккей с мячом – на правом краю нападения, а моими партнерами по атаке были Евгений Бабич, Анатолий Тарасов, Михаил Орехов и Всеволод Бобров.

– Закончился, однако, хоккей, и…

– Футбольная команда ЦДКА уже вместе с Бобровым в марте отправилась тренироваться на юг, в Сухуми… Там-то наш тренер Борис Андреевич Аркадьев и разглядел его талант.

– В то время вы были хотя и молодым, но достаточно известным футболистом. Сами-то вы почувствовали, что рядом с вами команде появился большой игрок?

– Да. Прежде всего меня поразило тактическое мышление Боброва. Он всегда выбирал самую острую позицию на подступах к воротам соперников, и ему в этот момент надо было только сделать точную и своевременную передачу. Я и старался так делать, потому что знал, что если не зазеваюсь и вовремя отдам Боброву пас, то обязательно будет результат. У него, как мы говорим, было очень тонкое чутье на голы, он обладал исключительными индивидуальными качествами. Ему, например, ничего не стоило обойти с мячом одного-двух соперников. Хорошо играл головой, пас партнеру выдавал мастерски. Скорость у него была высокая.

– Стартовая или дистанционная?

– С места он срывался, как Григорий Иванович Федотов, который считался непревзойденным в этом качестве. И дистанционную скорость выдерживал всегда. А вообще в индивидуальном мастерстве Бобров был выше всех. Помню, когда я мальчишкой впервые увидел на поле Бориса Пайчадзе, то был просто потрясен его игрой. Как он технично расправлялся с соперниками! Познакомившись с игрой Боброва, я сразу вспомнил о Пайчадзе…

– Тогда у каждого из пяти форвардов было свое амплуа – правый крайний, правый полусредний, центральный нападающий, левый полусредний, левый крайний…

– Уже в Сухуми весной 1945 года Аркадьев понял, что в его распоряжении оказалось два высококлассных центрфорварда. Что делать? Аркадьев решает играть с двумя центральными нападающими. В то время это было тактическое открытие Справа в атаке у нас играет Гринин, слева – Демин, в центре – Федотов и Бобров, а меня отводят чуть назад и я начинаю выполнять роль, как сейчас говорят, диспетчера. Для соперников это было полной неожиданностью. Два наших центрфорварда оказывались против одного их центрального защитника и легко с ним расправлялись. И только тренер московского «Динамо» Михаил Якушин смекнул, в чем дело. Он отодвинул одного из своих полузащитников назад, и «Динамо» заиграло с двумя центральными защитниками. В свою очередь, один из полусредних отходил в полузащиту. Динамовцы как бы предвосхищая бразильскую систему, играли по схеме 4+2+4. Это было тоже тактическим открытием.

– Бобров любил играть в пас?

– Не очень, хотя умел это делать. В ситуации, когда Бобров считал, что сам может решить ситуацию, мяч он уже никому не отдавал Аркадьев, можно сказать, поощрял его в этом и ставил перед ним задачу играть только впереди, зная, что Бобров добьется результата. А мотаться по полю в команде было кому. В частности, меня Аркадьев исподволь готовил на эту роль. Во время предсезонной подготовки при проведении кроссов (а это было четыре раза в неделю) именно я был доверенным его лицом. Я бежал впереди и задавал темп бега. У меня в руке была бумажка с указаниями Аркадьева – когда нужно сделать ускорение (а их было до 50), когда перейти на прыжковый бег и т. д. Многие были крайне недовольны моим усердием, кричали мне в спину: «Сбавь темп! Ты что, выслуживаешься?!» Но я был пунктуален, тем более что сам Аркадьев стоял в этот момент на горе и видел всю дистанцию кросса, а она составляла 8–10 километров. Практически после каждого такого занятия, уязвленный упреками товарищей, я приходил к Аркадьеву и говорил: «Борис Андреевич! Освободите меня от этой роли». Он неизменно отвечал: «Надо, Валя! Только тебе я могу это доверить». Борис Андреевич вообще был сторонник больших физических нагрузок, благодаря чему наша команда атлетически была подготовлена очень хорошо.

– А Бобров, интересно, был среди тех, кто во время кросса упрекал вас в излишнем усердии?

– Нет, он всегда бегал молча.

– Хорошо Бобров владел ударом?

– Хорошо. Хотя я считаю, что у Федотова удар был поставлен лучше. Я вообще не встречал еще игрока с таким отлично поставленным ударом, как Федотов. Он и Сергей Капелькин (играл до войны такой нападающий в «Металлурге», а потом и в ЦДКА) били просто здорово. У Боброва же был, как мы говорим, «зрячий» удар, чем-то напоминающий удары знаменитого немца Мюллера. Как ни прикоснется он к мячу в штрафной – всё, тот оказывается в воротах. Бобров, правда, в отличие от Мюллера, забивал много мячей и из-за штрафной, и головой.

– Когда-то, беседуя с Аркадьевым, я услышал от него такую истину: «Федотов был талантливейший футболист, а Бобров – гениальный». На мой вопрос, в чем тут разница, Борис Андреевич пояснил: «Федотов мог освоить любой увиденный им технический прием после ряда тренировок. Боброву же стоило один раз внимательно посмотреть не исполнение любого приема, как он тут же повторял его». Согласны вы с атим?

– Бобров, безусловно, был настоящим самородком. Природа щедро одарила его. Не зря говорят, что талант во всем талант. Он же еще по праву и хоккеистом считается непревзойденным…

– Тот же Аркадьев любил про него рассказывать разные истории. Едем, говорит, а автобусе на сбор, жарко. Я даю команду остановитьса у реки и разрешаю футболистам искупатьса. Бросились асе а воду. Смотрю и удивляюсь, кто это так профес-сионально ллыаат кролем? Ну конечно же. Бобров! Или образуется партия в теннис. И опять меня удивляет Бобров – у него и здесь замашки профессионального игрока, хотя ракетку руках держал без году неделю…

– Это, наверное, подтверждает то, что я говорил о нем.

– Не удержусь и напомню еще одну любопытную историю, рассказанную Сергеем Сальникоаым, который был а составе евшей команды а Чехословакии в 1947 году. «Едем по Праге автобусе. Все молчат, только на заднем сиденье кто-то очень чисто насвистывает потихоньку популярную оперную мелодию. Потом Аркадьев спрашивает: «Кто это свистел?» Всв оборачиваются и видят смущенного Севу Боброва, который, покраснев, признается; «Я, Борис Андреевича. Пвуза. Затем Аркадьее громко, с характерным для него легким заиканием изрекает: «Я так и знал, что это кто-то из тех, кто ловко управляется с мячом».

– Мне, да и всей команде ЦДКА очень повезло, что тренером у нас был Борис Андреевич Аркадьев, человек редкой интеллигентности и культуры. Когда мы приезжали в Ленинград он всю команду непременно вел в Эрмитаж или Русский музей, причем, гидом там он был сам, поскольку обладал энциклопедическими познаниями о живописи. Красоту Аркадьев любил во всем и старался пробудить эти чувства и в нас. Помню, как то мы ехали на игру из Тбилиси в Ереван на поезде. Вечером он зашел в купе, где мы разместились с Деминым, и говорит – «Валя и Володя, приготовьтесь, завтра я вас разбужу в пять утра». Мы, несколько удивленные, чуть ли не в один голос спрашиваем: «А зачем, Борис Андреевич?» Он довольный объясняет: «Будем наблюдать за восходом солнца»

– И действительно разбудил?

– Разбудил. И не зря. Зрелище, когда солнце появляется из-за Арарата скажу вам, незабываемое Еще Аркадьев, когда мы бывали вес ной в Сухуми на сборе имел обыкновение утром вместо зарядки водить нас на гору Чернявского, склоны которой сплошь покрыты цветущей мимозой. Вид с ее вершины на море в сочетании с природой – это тоже что то необыкновенное

– И не было команде таких, кого раздражали бы эти уроки красоты?

– Да будь ты хоть дважды идиотом, красота все равно тебя проймет.

– Аркадьев как-то выделял Боброва среди всех?

– Он всегда старался ко всем относиться ровно, но к Боброву, чувствовалось, питал слабость

– Бобров и Федотов – это были конкураиты?

– Никоим образом. Как игроки, они вообще отличались Федотов очень техничный, с прекрасно, как я уже говорил, поставленным ударом, любил сыграть в пас, в «стеночку». Бобров же прежде всего мастер индивидуальных действий. Они с удовольствием взаимодействовали на поле друг с другом.

– Евтушенко назвел Боброва гением прорыва…

– В принципе, и с этим согласен, но хотел бы сделать одно добавление. Прорыв обычно ассоциируется с мощью. Например,  прорыв Стрельцова… Прорыв же Боброва это несколько иное – более тонкие, техничные действия. К слову сказать, ни Федотов, ни Бобров никогда не отвечали грубостью на грубость. Они мстили обидчику иначе – забивали голы в ворота его команды.

– В 1946 году в матче с киевским «Динамо» в Киеве и Бобров, и Федотов получили тяжелейшие травмы. Говорили, что обоих вывел из строя один защитник – Николай Махиня…

– Это не совсем так. Федотов получил травму сам. У него был такой финт с резким разворотом на 180 градусов. И когда он выполнял его в том матче, то шипы бутсы слишком глубоко вошли в землю, ступня не развернулась, и полетели связки и мениск… А Боброва действительно травмировал Махиня. Когда он его обошел, защитник прыгнул ему сзади на пятку, а отдалось все в колено – вылетел мениск. В то время у нас операции по этому поводу не делали, и Боброва отправили в Югославию, где его оперировал известный профессор Гроспич. Если бы это было сейчас, при современной технике и знаниях, то все бы обошлось. А тогда Бобров безвозвратно утратил 40, а то и 50 процентов своих возможностей на футбольном поле. А вот на льду по-прежнему был королем, поскольку у хоккеиста работают большей частью совсем другие группы мышц. Но даже при этих обстоятельствах Бобров оставался великим футболистом.

– У футбольной команды ЦДКА в сороковые годы были высокие покровители?

– Смотря кого называть высокими. Часто бывали в команде Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов и начальник главпура Вооруженных сил генерал-полковник Иосиф Васильевич Шикин. Я бы их назвал даже не болельщиками, а поклонниками футбола, уж очень уважительно они относились и к игрокам, и к самой игре, довольно квалифицированно разбираясь в ней. Запомнил, что у Шикина каждый год было одно традиционное обращение к команде, которое он произносил с характерным для него оканьем: «Прошу вас, обыграйте тбилисское «Динамо». Почему именно тбилисское, я, честно признаюсь, так до сих пор и не знаю. И мы старались… Он же, когда ЦДКА играл в 1947 году в Сталинграде против местного «Трактора» матч, в котором нам надо было для победы в чемпионате выиграть, как минимум, со счетом 5:0. прислал телеграмму такого содержания: «Играйте на прорыв!»

– Вы и победили в той встрече яая по ааказу – 5:0, что потом нвт-ивт да и вызывало равного рода пересуды…

– Такие разговоры меня всю жизнь обижали и злили. В те времена даже в мыслях ни у кого не было о возможности договорного результата. Играли мы честно и победили честно. Причем в той игре чуть драма не произошла. К 30-и минуте я и Федотов забили по мячу. Соперник играл очень упорно. Мы продолжали атаковать, но дела у нас застопорились. Федотов один раз выходит к воротам – не забивает, второй раз – опять неудача. Вдруг смотрим, у него слезы на глазах. Он обращается к нам и говорит: «Всё, ребята, я ухожу с поля, ничего у меня не получается, я вас подвожу». Мы его успокаивали всей командой: «Григорий Иванович, не расстраивайся, сейчас мы забьем». Еле уговорили его остаться. На 65-й минуте мне, наконец, удается забить мяч. 3:0. И тут «Трактор» дрогнул. Бобров, а затем и Гринин довели счет до 5:0..

– По тем временам вы хорошо зарабатывали?

– Жаловаться не буду, не шиковали, но жили неплохо в сравнении, конечно, с простыми людьми. Мы практически все были офицерами и получали за «звездочки». Иногда нас награждали ценными подарками. В то время на армейских складах хранилось много трофейных вещей. После какой-нибудь весомой победы тот же Шикин, поздравив нас, произносил: «Ребят надо поощрить». И выдавали нам со склада то кожаное пальто, то аккордеон, то велосипед… В 1948 году что-то не заладилась у нас в начале сезона игра. И тут всю команду вызвали к тогдашнему министру Вооруженных Сил Булганину. Ну, думаем, будет разнос. Ничего подобного. Выслушал он нашего тренера Аркадьева, потом повел разговор с нами, поинтересовался, как мы живем. А у нас только у Федотова была комната в коммунальной квартире, а все остальные жили в гостинице ЦДКА на площади Коммуны. А ведь мы к тому времени и кубком владели, и два года подряд чемпионами СССР были. Булганин, как узнал это, так тут же распорядился выделить нам квартиры, причем сказал, чтобы всю пятерку нападения – Гринина, меня, Федотова, Боброва и Демина, поселили в одном доме. Вот уж порадовал нас, но и мы лицом в грязь не ударили. Ни одной игры с того момента не проиграли, стали чемпионами страны, победили в Кубке, да еще и дубль наш занял первое место. А осенью праздновали новоселье – сдержал свое слово министр.

– И действительно, всю пятерку нападения поселили в одном дома?

– Да, у «Сокола», в так называемом генеральском доме. Я и сейчас там живу, так же как и Бобровы, и Гринины, и Федотовы… У нас двор был знаменитый на всю Москву, первый – по благоустройству и озеленению. В нем мы часто после матчей проводили разборы игр, почти вся команда к нам съезжалась… Суровые разговоры шли, без всяких скидок. Не скрою, бывало и «расслаблялись» там… У нас неподалеку в пивной знакомая продавщица была тетя Валя, она нас и баловала пивком. Все, однако, знали меру. На следующий день – баня, массаж, и мы снова готовы и к тренировкам, и к игре.

– После ояончвния сезона 1949 года Бобров перешел в ВВС. Почему?

– Василий Сталин изначально стремился сделать команду ВВС такой же сильной, как ЦДКА. Еще в 1946 году мне и Демину неофициально предложили перейти в ВВС, мы отказались, и нас защитил главпур. Спустя два года Василий Иосифович пригласил к себе в особняк на Гоголевском бульваре Гринина и сделал ему такое же предложение. Тот повел с ним уклончивый разговор, мол, надо подумать. «Хорошо, – сказал Василий Сталин, – я сейчас еду на работу, ты думай, вот в твоем распоряжении холодильник с продуктами, бильярд, надумаешь – позвонишь». Гринин приуныл, не знает, что делать, из особняка не уйдешь – кругом охрана. На его счастье во двор заехал автомобиль – пикап с продуктами. Посла того как их выгрузили, а обслуживающий персонал отвлекся. Гринин незаметно юркнул в закрытый кузов, и ничего не подозревающий шофер вывез его на волю. Говорят, что Василий Сталин пребывал в большом гневе на своих охранников, но Гринина оставил в покое. И вот пришла очередь Боброва. Как и почему он перешел в ВВС, сказать точно не берусь, он с нами не делился своими соображениями, а мы его не расспрашивали, считая это неделикатным.

– В ВВС Бобров был уже не так заметен?

– Окружение в команде у него было не то, что у нас, поэтому и проявить себя там было ему труднее. Но сам он как был большим игроком, так им и остался. Когда в 1952 году создали сборную СССР, и мы поехали на Олимпийские игры, Бобров стал и капитаном нашей команды, и лучшим ее бомбардиром, забив в трех матчах 5 мячей.

– Вы дружили с Бобровым много лет…

– В ЦДКА нас было трое друзей – я, Бобров и Демин, и дружили мы до конца. Могу сказать одно: Сева был человеком большой души и настоящим товарищем, готовым прийти к тебе на помощь, когда это потребуется.