Бенуа Ангбва: «Уезжаю из Самары с чувством, будто оставляю семью»

«Самарский футбол», 17.12.2007

Лучшее, что может рассказать о тебе – это твоя улыбка. Улыбка Бенуа Ангбвы может рассказать о том, что перед вами открытый, светлый человек, который на протянутую руку никогда не протянет в ответ кулак; о том, что он щедр, и его доброта не корыстная, не показная, а искренняя, из глубины сердца; он терпим и принимает людей такими, какие они есть. От него и его улыбки исходит сумасшедшая энергетика, он делится с тобой и хорошим настроением, и уверенностью в своих силах.

За время интервью – а беседовали мы накануне его отъезда из России – у меня мелькнула даже шальная мысль, что если бы Ангбва не стал футболистом, он мог бы стать хорошим проповедником. В хорошем понимании этого слова. И пользовался бы при этом не меньшей популярностью. Потому что, глядя в эти глаза, не сомневаешься, что человек действительно говорит то, что думает, и искренне верит в то, о чем говорит.

В Уругвае футболисты свободны, как кони

– С каким сердцем уезжаете из Самары?

– Очень грустно. Меня здесь встретили очень хорошо и тепло. Грустно расставаться и с городом, и с людьми. У меня такое чувство, будто я оставляю свою семью.

– Каким был этот сезон для вас?

– Ну, началось все очень хорошо, потом небольшие проблемы (пауза)… это, впрочем, нормально – бывает…

– Какие матчи в этом сезоне запомнились?

– В Санкт-Петербурге с «Зенитом», когда мы вели в счете, а потом по моей вине пропустили гол. Еще могу назвать встречу с «Локомотивом» в Москве, когда мы «сгорели» 2:5.

– В «Крыльях» вам пришлось поиграть при трех тренерах. Трудно приходилось перестраиваться?

– Конечно, несмотря на то что футбол говорит на одном языке, некоторые трудности испытываешь. Новый тренер – новый человек с новым видением. В частности – команды, каждого игрока. И должно пройти какое-то время, чтобы новый тренер и игроки настроились друг на друга, чтобы команда поняла, какой игры от нее хотят. У Гаджиева очень прямолинейный стиль. Здесь нет никаких полутонов. Если ты защитник – твоя миссия защищать, нападающий – нападать. И, конечно, был очень сильный бойцовский дух. Если говорить про Оборина, то он проповедовал мягкий стиль, который, я считаю, присущ латиноамериканским странам. Сергей Григорьевич хотел, чтобы было время на обработку мяча, чтобы игра «растекалась» по полю. И, кстати, я бы сравнил стиль Оборина со стилем Тарханова. Потому что Александр Федорович также уделяет время процессу игры. Но при этом разница в том, что для него очень важна скорость. Плюс – он в большей степени привносит бойцовский дух, чем Оборин. В этом отношении он ближе к Гаджиеву. Я, конечно, могу играть при любом тренере, но ближе из всех троих мне был футбол Гаджи Муслимовича – быстро, напористо.

– Мы часто с трибуны наблюдали, как вы к атакам подключаетесь. Лавры нападающего не дают покоя?

– Ну, во-первых, я люблю бегать. Люблю отдавать передачи, и, кроме того, мне кажется, что в современном футболе крайние полузащитники и защитники должны участвовать в атаке.

– То есть теория универсального игрока вам близка?

– Конечно. Даже если ты защитник, то в определенный момент – в зависимости от ситуации – ты должен суметь быстро перестроиться и подключиться к атаке.

– А сколько голов вы забили за свою карьеру?

– (Разводит руками.) Не помню. В Камеруне, когда играл нападающим – два, потом, когда в центр перешел – столько же… В общем, около 10 голов.

– Во всех чемпионатах, в которых играли, отметились голами?

– Нет, возможности были разные для этого везде. Когда я играл в российском чемпионате, я всегда помнил о том, что должен учитывать тактику: прежде чем делать какие-то движения, должен все просчитать. В отличие от Уругвая, где мы были свободны в поле, как кони: захотел побежать – побежал, забил гол.

– А судейство в Африке отличается от российского?

– Российское судейство вообще отличается от других. В Камеруне, например, рефери не вмешиваются в игру до тех пор, пока не происходит что-то на самом деле серьезное. Так же и в Испании. Причем там рефери во главу всего ставят защиту игроков – в смысле, если вдруг возникнет какая-то контактная импровизация, то судья вмешается. А в России судейство в общем и охарактеризовать невозможно – у каждого рефери свой индивидуальный стиль. Иногда накажет за что-то, а спустя несколько минут в подобной же ситуации, наоборот, промолчит. Здесь психологически другие люди. Причем, есть прямые, цельные, а есть погибче…

Учебники возил не просто багажом

– Камерун – очень дружелюбная, миролюбивая, среднестатистическая страна, с нормальным течением жизни, с небогатым, я бы даже сказал – бедным, населением. Всегда жарко. Для нас холод – это плюс 22 градуса. У нас очень популярен футбол. Это главный вид спорта. Все дети бегают с мячом по двору и мечтают стать футболистами. Вся страна сконцентрирована на футболе, и нет темы важнее, когда заходит разговор о каких-либо футбольных событиях.

– А футбол может стать работой, которая прокормит семью?

– Таких зарплат, как в Европе или России, там нет, потому что футбол находится на невысоком уровне. Я бы сказал, на не вполне профессиональном. Среднестатистический игрок может зарабатывать чуть больше, чем человек, работающий в офисе.

– Нежелание вашего отца видеть вас футболистом было связано именно с этим?

– В большей степени с тем, что у футболистов в Камеруне имидж глупых, необразованных людей. Причем к тебе так начинают относиться автоматически, как только ты говоришь: «Я – футболист». Тебя спрашивают: «А что, у тебя не хватило ума учиться?» Поэтому, несмотря на то что мой папа сам играл в футбол и даже бросил ради этого школу, он не хотел, чтобы сын шел по его стопам. В его планы входило, чтобы его отпрыск учился. Но получилось иначе. Хотя, несмотря на то что совмещать тренировки и учебу было трудно, я все же окончил школу. Да, ради футбола я жертвовал лекциями, но всегда в поездки брал учебники – причем не простым багажом, а действительно учился.

Нравятся странные вещи

– Французский, испанский, английский, португальский, русский… Какой язык самый трудный для вас?

– Русский. Он совсем другой. В плане оригинальности и странности его можно сравнить с корейским.

– Что именно вам кажется странным?

– Ну, услышишь речь корейскую, и у тебя ощущение, что ты на другой планете. Но вообще мне нравятся иностранные языки. Как, в принципе, нравятся и странные вещи.

– Я не поняла, корейскому языку вас тоже учили?

– Нет. Я был в Корее месяц, но даже и не пытался язык выучить. Я лучше и легче с русским языком разберусь.

– Страсть к языкам – это от желания знать много?

– Не совсем. Да, в школе мне были интересны языки и культура других стран. Но в данном случае приходится учить языки не из одного желания узнать что-то новое. Все очевидно и просто – когда попадаешь в новую страну, ты должен адаптироваться. Это и обязывает к знанию местного языка.

В России некогда финтить

– До России были, помимо Камеруна, Уругвай, Франция… Где было проще играть?

– Еще была Испания… Однозначного ответа нет. В Камеруне хорошие игроки, но плохо развита инфраструктура. Потому там все идет на определенном, невысоком уровне – течет себе, не меняется. В Уругвае очень любят футбол, и там это некое действо. Уругвайский чемпионат неагрессивный, там нет накала страстей, он спокойный и даже несколько расслабленный. А вот где я действительно многое узнал о футболе и состоялся как игрок – это во Франции. И в первую очередь потому, что там к нему относятся в высшей мере серьезно и профессионально. Подготовка игрока проходит на всех уровнях – ментальном, физическом. И это не просто игра с мячом, а очень быстрая и жесткая игра. Футболисты подготовлены, как роботы, как машины. Я приехал в «Лилль» в 23 года, когда уже выступал за молодежную сборную Камеруна, но только там начал играть на другом, высоком уровне. Получилось так, что за свою карьеру я переиграл на всех позициях, начиная с острия атаки и постепенно отодвигаясь назад. А в «Лилль» меня взяли уже как защитника.

– Обнаружилось, что вы не умеете…

– …быть агрессивным. Более агрессивным. Тренер учил меня, что защитник – как убийца, как снайпер: должен обращать внимание на все, что происходит перед ним, реагировать на любое движение. Учил следить за мячом всегда и быть очень сконцентрированным.

– Мы немного отвлеклись от темы сравнения чемпионатов, предлагаю договорить.

– Я никогда не был в Англии, но сравниваю российский чемпионат именно с английским.

– Почему?

– Основной момент – дух борьбы, присутствующий в нашем и английском чемпионатах. Все происходит в быстром темпе, и если ты принял мяч – у тебя нет времени на финты и обработку. А в Испании перед игроками не стоит цель направить мяч вперед и бежать, если они его получают. Они больше времени отводят на то, чтобы потянуть время, обработать мяч и показать игру

– Сколько понадобилось времени, чтобы попасть в основу во Франции?

– Два месяца. Слишком уж большая разница между уругвайским и французским футболом. У меня было два месяца, чтобы научиться играть во французский футбол с его тактическими нюансами. Но, попав в основной состав, своего места больше не уступил никому.

– Два месяца – это много или мало?

– Скажу так: у некоторых игроков период адаптации доходит до полугода.

– Конкуренция была большая?

– Да. Очень высокая и жесткая – никто не хочет быть за бортом. Если ты попал на позицию – ты лучший и должен держаться за это место «зубами».

– А в России вы почувствовали отличие в конкуренции за место в составе? Или для вас ее просто не существовало?

– Как же не существовало?! Та же система, что и во Франции – я должен был доказать новой команде, что достоин играть.

– Мое субъективное мнение: легионерам в России попасть в состав проще. Это ошибочное восприятие?

– Я считаю, да – ошибочное. Быть легионером, в основе своей, где бы то ни было – трудно. Во Франции нужно быть семи пядей во лбу, чтобы попасть в основной состав. Ведь там можно на поле лишь троих легионеров одновременно выпустить. В Испании такого лимита нет, но это не означает, что нет борьбы за место. Что касается России – никакого предвзятого отношения нет, но как только появляется в команде легионер – возникает очень здоровая и сильная конкуренция.

«Мирный» Терминатор

– Имя Бенуа – это…

– Дословно – «мирный мужчина».

– А как зовут вас в команде?

– Беня. Причем только в Самаре. Дома, в Камеруне меня зовут Ангбва, а друзья и родственники просто Бенуа.

– Откуда у «мирного мужчины» прозвище Терминатор?

– Когда я приехал во Францию, я был в хорошей физической форме. Я был готов к тому, чтобы быть агрессивным защитником, именно таким, каким меня хотел видеть тренер. Я все время бился, «дрался» за мяч. И однажды – это случилось во время моей второй игры во Франции, когда мы играли в Марселе – я применил запрещенный прием против соперника. За что получил красную карточку и был дисквалифицирован на 4 матча. И в течение всего месяца этот момент «гоняли» по телевидению. Из-за этого меня и прозвали Терминатором. Но я тогда действительно жестко поступил с парнем.

– Живой он остался?

– Живой, но два месяца как минимум не мог играть.

– Это была первая ваша красная карточка?

– Во Франции – да.

– А вообще их сколько?

– (Смеется и пожимает плечами.) Не знаю… немного. Я ведь их, как и голы – не считаю. Где-то в пределах десяти.

– Что-то для Терминатора маловато…

– Скажем так: за десять – отвечаю. Не меньше.

За все в жизни нужно бороться

– Есть что-то такое, к чему вы так и не привыкли в России?

– Да. Например, склонность жителей вашей страны к выпивке. Во Франции невозможно увидеть пьяного человека на улице. И это первое потрясение в России, которое я испытал. А второй нюанс – ваши люди любят красиво и дорого одеваться. Это очень бросается в глаза. Например, даже гипотетически невозможно представить француза, который тратит 500 евро на туфли. Это если говорить об укладе жизни. А если о футболе, то мне очень трудно понять тот момент, когда игроки «выходят в тираж».

– В каком смысле?

– Ну, в том смысле, что если им что-то не удается, то они быстро сдаются и оказываются за бортом, из-за чего карьера у них очень быстро рушится. Вашим футболистам нужно учиться тому, что нельзя быстро сдаваться, нужно принимать неудачи и бороться с ними, учиться чему-то новому.

– Чтобы не ломаться от неудач, нужно более философски смотреть на жизнь или быть более уверенным в себе?

– Конечно, уверенность в себе необходима. Ведь если ты позволяешь кому-то ломать свою карьеру, значит, ты сознаешься в том, что ты слабак. Нет ничего легкого в этой жизни, за все нужно бороться.

– А вас когда-нибудь ломали?

– Да. Это нормально для всего футбола. Не будет новостью, если я скажу, что когда ты на высоте и у тебя все хорошо, никто не помнит всего того плохого, что осталось за твоей спиной, что было, пока ты поднимался к этой вершине. Я верю в Бога, как и вся моя семья. Мы очень набожные люди. Бог дает мне силы, делает меня сильнее. В моей жизни было очень много трудных моментов. И если бы Бог не помогал мне – я бы сломался. Этот путь, как всякий, неоднороден. Когда что-то происходит, обращаешься к Богу за помощью, за мудростью и постепенно приходишь к этой философии.

– О чем вы просите Бога в своих молитвах?

– Когда я молюсь, я прошу Бога дать мне мир, любовь и согласие с окружающими меня людьми. Чтобы я менялся, чтобы стал лучше, чтобы я мог слышать людей. Самая основная вещь в моей жизни – совершать хорошее во имя Бога.

Люблю делать подарки

– Наверное, с таким мироощущением вы любите больше делать подарки, чем их получать?

– Да. Когда я что-то отдаю, я испытываю радость. Мне неважен обратный акт дарения, и мне даже комфортней, когда мне не могут что-то дать взамен. Поэтому я стараюсь часто делать подарки тем, кто не сможет меня отблагодарить в ответ подарком.

– Таким, как, например, дети в онкологическом отделении самарской больницы?

– Я вообще считаю, что у людей моей профессии есть возможность помогать людям, и этой возможностью надо пользоваться. Я привык помогать нуждающимся людям. Раньше я это делал в Камеруне, в последние годы моим домом была Самара. Тем более все люди перед Богом равны, и нет никакой разницы для меня, кто где живет – дети есть дети.

– Но все же без подарков ваша жизнь, думаю, не обходится. Какой самый необычный подарок вам преподнесли в России?

– Лучший и самый большой подарок – это то, что здесь люди встречают меня с улыбкой, любят меня и рады видеть.

– А я слышала, как работники столовой на базе «Крыльев» для вашей мамы передали сумку с банками варенья и солений…

– О-о-о! Как я забыл?! (Хлопает себя ладонью по лбу.) Да, это меня очень тронуло. Было очень тяжело нести, но труднее всего было перевозить через таможню: все покажи и расскажи.

– А что, у вас собственноручно сделанные соленья и варенье – деликатесы?

– Да, но у нас есть свои, которые я привозил сюда, чтобы угостить местных работников.

– Например?

– Маниока. Это корень, который трут, как морковку, и готовят из него пасту, после чего складывают в упаковку, и получается полуфабрикат.

– Да вы знатный кулинар…

– Я учился готовить в Уругвае, когда начал жить один. И вообще, очень люблю кулинарить. Всегда, когда есть время, готовлю. В России сложно – не знаю ингредиентов, а вот во Франции готовил постоянно и в рестораны практически не ходил.

– Может, на память рецепт какой оставите?

– Легко. Записывайте…