Бедолага Татушин

«Советский Спорт», 03.04.2003

31 марта исполнилось бы 70 лет олимпийскому чемпиону, заслуженному мастеру спорта, бывшему нападающему сборной СССР по футболу Борису Георгиевичу Татушину. Но он не дожил до этого юбилея 5 лет – 15 января 1998 года Борис Григорьевич умер после продолжительной болезни и был похоронен на Ваганьковском кладбище. По просьбе нашего корреспондента воспоминаниями о Татушине поделились два его близких друга – Владимир Михайлович Агапов и Анатолий Константинович Исаев.

ЗАКРОЙЩИК С МЯЧОМ

– Владимир Михайлович, вы дружили с Борисом Татушиным с детских лет?

– Мы долго жили с ним рядом в районе нынешнего спорткомплекса «Олимпийский» и играли в первенстве Москвы в детских и юношеских командах «Буревестник». В 1951 году наш тренер Кирьянов отвел меня на соседний стадион «Машиностроитель», где сборная Москвы по футболу, готовившаяся к юношескому чемпионату страны, играла контрольный матч. Тренер сборной Гольдин выпустил меня на поле во втором тайме, а после игры пригласил в Тарасовку. В тот же вечер я сказал Гольдину о том, что мой друг Борис Татушин играет лучше многих кандидатов в команду. Тренер поверил мне и на следующий день отправил в Москву за Борисом, который, кстати, тогда работал закройщиком в ателье на Мещанской улице. Гольдину Татушин понравился сразу, и в итоге мы оба стали основными игроками сборной Москвы, а в октябре нас пригласили в «Спартак».

– Большие подъемные получили?

– Какие подъемные? О них тогда и понятия никто не имел. А вот оклады нам положили приличные, по 850 рублей. Для нас эти деньги тогда были, наверное, такими же, как 850 тысяч долларов для нынешних игроков.

– В «Буревестнике» вам устроили торжественные проводы?

– Наоборот, нас побили. Случилось это зимой, когда мы в составе «Спартака» играли против родного клуба в первенстве Москвы по хоккею – Борис в хоккей с шайбой, а я в хоккей с мячом. Так вот, выяснилось, что болельщики «Буревестника» не простили нам уход из команды… Хотя все понимали, что в этом клубе мы могли выступать только в городских соревнованиях.

РОКОВАЯ НОЧЬ

– Я слышал, что вы играли в «Спартаке» несколько сезонов, а потом ваши пути разошлись. Почему?

– Борис закрепился в основном составе на год раньше меня и в 1953 году стал чемпионом страны. Меня же начали подпускать к основе лишь через год. Тем не менее я все-таки выполнил норму на получение серебряной медали. Это сейчас награда раздается всем, кого руководители клуба включают в соответствующий список. А полвека назад велся строгий учет, и медали могли получить только те футболисты, которые отыграли в первенстве не менее половины матчей. Об этом я вспоминаю только по одной причине – лишний раз хочу подчеркнуть одаренность Татушина. Руководители армейского клуба охотились за нами несколько лет – помнится, три года подряд мы получали повестки в военкомат, но каждый раз «Спартак» добивался для нас отсрочки. Но в декабре 1954 года за второе место в чемпионате были уволены наши тренеры Василий Соколов и Дангулов. В «Спартаке» о нас с Борисом почему-то забыли, нужные документы на бронь не оформили, и Татушина забрали в армию. Выдали даже солдатскую форму, но потом его все-таки отпустили, а меня, наоборот, призвали играть в ЦСКА. Борис обладал высокой скоростью, оригинальной обводкой, и неудивительно, что он вскоре стал игроком национальной команды СССР, участвовал в победной для нас Олимпиаде в Мельбурне, в отборочных играх чемпионата мира. Все рухнуло в одну ночь. В мае 1958 года.

– Вы знаете подробности той трагедии, в результате которой Татушина и Огонькова дисквалифицировали, а Стрельцова осудили?

– Нет, а пересказывать то, что позже услышал от других, не имею морального права. Скажу только, что лично для меня это стало шоком, и я не мог поверить, что Борис Татушин совершил преступление. Это был очень скромный человек, который, как говорится, и муху не мог обидеть.

– Через три года ему все-таки разрешили играть, и Борис вернулся в «Спартак», но это был уже другой футболист, хотя и с той же фамилией. Сказалась утрата игровой практики?

– Безусловно. Правда, к тому времени я закончил играть в ЦСКА и уехал служить в Германию. К тому же и Борис перебрался жить в другой район Москвы, и мы практически потеряли связь. Правда, я следил за его перемещениями – он поиграл еще в Кишиневе, поработал тренером в разных городах. Знаю, что у Бориса Георгиевича был рак горла, что и стало причиной его смерти.

МЯГКИЙ ХАРАКТЕР ВСЕМУ ВИНОЙ

– Анатолий Константинович, вы, как и Владимир Михайлович Агапов, тоже не только играли, но и дружили с Борисом Татушиным. О том, каким он был футболистом, можно судить прежде всего по победе на Олимпиаде в Мельбурне, по отборочным играм чемпионата мира. А каким он был человеком?

– В «Спартак» я пришел в 1953 году после расформирования команды ВВС. Борис, несмотря на то, что был на год моложе меня, играл уже в основном составе, а я долго просидел в запасе. Тем не менее мы быстро нашли общий язык. Это был очень скромный человек, который ко всем людям относился доброжелательно, особенно к женщинам. Поэтому мне до сих пор не понятно, как он влип в историю, трагически закончившуюся и для него самого, и для сборной СССР в целом.

– А вы можете рассказать, что же произошло в Тарасовке перед отъездом сборной в Швецию?

– Весной 1958 года я залечивал травму и к чемпионату мира не готовился. А национальная команда проводила последний сбор на спартаковской базе в Тарасовке и по плану сыграла контрольный матч с дублем «Спартака». Я тоже вышел на поле, и мы победили со счетом 3:1, причем я забил два мяча в ворота Яшина. Тренеры сборной после игры предложили мне остаться в Тарасовке, но я поставил условие – останусь только в том случае, если полечу в Швецию. Но руководители команды, ссылаясь на мою недостаточную готовность к выступлению на чемпионате мира, такой гарантии не дали. Я же, обиженный на них, уехал домой, о чем сожалею до сих пор.

– Почему?

– Если бы я остался в Тарасовке, то Борис, уверен, не попал бы в ту нелепую историю. Ведь я хорошо знал, как могут вести себя Эдик Стрельцов и Миша Огоньков даже после одной рюмки водки, поэтому уговорил бы Татушина не проводить с ними свободное время.

– Так что же произошло?

– На следующий день после контрольного матча игроки и тренеры отправились в Москву примерять костюмы, сшитые для поездки в Швецию. После этого всем до утра был предоставлен отдых. Стрельцов и Огоньков поинтересовались у Татушина, как он собирается провести свободное время, и, узнав, что Борис приглашен на дачу к Караханову, упросили его взять их с собой. Мягкосердечный Татушин просто не мог отказать друзьям. Но главное, на даче Борис пробыл недолго, вскоре уехал с подругой к ней домой и о случившемся узнал на следующее утро, когда его арестовали в Тарасовке. По указанию Хрущева, потребовавшего наказать нарушителей по всей строгости закона, никто в детали не стал вникать, и в результате мой друг попал как кур в ощип.

– Однако осужден был только Стрельцов, а Татушина и Огонькова лишь дисквалифицировали. Говорили, будто они пообещали своим подругам жениться на них и уговорили их забрать заявления из милиции…

– Не знаю, почему девчата забрали заявления, но не исключено, что Борис и Михаил, которые в отличие от Эдуарда Стрельцова были людьми холостыми, действительно пообещали сходить с ними в ЗАГС. Не берусь судить и о том, почему позже Борис женился на другой женщине по имени Валентина, которая родила ему сына.

– А как сложилась его жизнь после 1958 года?

– Его дисквалификация продолжалась до 1961 года, и все эти три года Борис работал закройщиком в ателье. Но потом ему разрешили вернуться в «Спартак», восстановили звание заслуженного мастера спорта, а играть он закончил в 30-летнем возрасте в Кишиневе. После этого перешел на тренерскую работу, однако, по большому счету, на этом поприще не преуспел. Лично я объясняю это в первую очередь его мягким характером, неумением потребовать от игроков дисциплины на поле и в быту.

– На что же жил Татушин?

– Чаще всего это были случайные заработки. Только в конце жизни он стал регулярно получать стипендию в Фонде ветеранов. Именно там я увидел Бориса последний раз за несколько месяцев до его смерти. При расставании он сказал, что это была наша последняя встреча. Так оно и случилось – в середине января 1998 года, не дожив до 65 лет, Борис Георгиевич умер.