Сергей Дмитриев: «Садырин думал, что я погиб вместе с Ерёминым»

«Спорт-Экспресс – Петербург», 25.12.2007

Бывший форвард сборной СССР по футболу и «Зенита» назначил встречу у зоопарка. Где и встретил – никем, кроме корреспондента «Спорт-Экспресса», не узнанный. У нового времени свои герои – а чемпионов-84 на невских берегах узнают не всегда. Интересно, будут ли через 23 года узнавать Аршавина?

УЗБЕКСКИЙ КОММУНИЗМ

– За что вас, Сергей Игоревич, недавно уволили из тренеров питерского «Динамо»?

– История простая. Давным-давно в ВШТ была запланирована стажировка в Испании. Сказал динамовским начальникам, что собираюсь отъехать, но они, видно, не совсем поняли. Запретили. Я тут же позвонил Лексакову, директору ВШТ. Тот тоже не церемонится: «Если не поедешь – отчислю!» Метался я меж двух огней, пока не услышал от руководителей «Динамо»: «Ты не понимаешь политику нашей команды. Давай-ка, пиши заявление…» Я подумал: из команды все равно рано или поздно выгонят, а бросать учебу нельзя. Написал заявление.

Генеральный директор «Динамо» Алексеев слухи потом распространял: Дмитриев, мол, получил предложение, от которого не смог отказаться. Хотя на свете существует только одно предложение, от которого я не смогу отказаться.

– Какое?

– В «Зенит».

– Теперь с ветеранами по миру колесите?

– Вот именно. В Узбекистане, например, принимает нас человек, который с советских времен командует золотым прииском. Такое изобилие, что глаза из орбит лезут. Коммунизм.

– Большого вы мужества человек. Два года отработали в Махачкале, жили на базе – и с ума не сошли от скуки.

– Галямин, главный тренер, скучать не давал. Море рядом, неплохая база, тренажерный зал… Если Галямин не большой любитель тренажеров, то я – с удовольствием. А вечерами с Галяминым кассеты просматривали по сотому разу До безумия. Обидно только – с деньгами меня нагрели в этом городе. Не рассчитались за целый сезон.

Я ведь в Махачкале чуть было на поле не вернулся, всерьез об этом задумывался. Но как побегаешь – колено опухает. А то поиграл бы еще пару лет.

«А ГДЕ ВАСИЛЬИЧ?»

– Травмы вас преследовали. Из-за чего пропустили мексиканский чемпионат мира 1986 года?

– Играли с «Днепром» в ленинградском СКК. Там и хоккейные матчи проводили, и концерты, и в баскетбол играли. Обычно перед футболом клали картонный настил, поверх – синтетику. А в тот день времени не хватало, поле уложили прямо на бетон. Между настилом и люком образовалась дыра сантиметров в тридцать, туда-то нога у меня и ушла. Сломал лодыжку.

– Представляю, какая боль.

– Ее вообще не было. Я не очень чувствительный к боли. Малофеев хотел меня на чемпионат мира свозить и отправил в Курган к знаменитому доктору Илизарову. Тот, совсем уже старенький, лично меня принимал. Рассказал, что я второй спортсмен, которого он смотрит.

– Кто был первым?

– Брумель. Но Илизаров не помог, кость не приняла железные спицы. Опухоль была огромная. В Сочи я восстанавливался, куда мне Малофеев и дозвонился. Ободрил: «Завтра в самолет, ко мне в Новогорск – ты едешь в Мексику. Будешь готовиться».

Приезжаю в Новогорск. Смотрю – какое-то странное движение на базе, кто-то приезжает, кто-то уезжает. Навстречу киевские ребята, улыбаются. Спрашиваю: «А где Васильич-то?» – «Какой Васильич? Эдуард Васильевич уже дома, а Валерий Васильевич – вон он, в кабинете…»

– С Лобановским поговорили?

– Он как раз на крыльцо вышел. Разговор получился недолгим: «Тренироваться можешь?» Отвечаю: даже ходить пока толком не могу. «До свидания!» Вопрос закрылся за полторы минуты.

– Вы говорили, что боли не чувствовали. Никогда?

– По-настоящему больно было один раз. Не помню фамилию парня из «Металлиста», который прыгнул шипами в ногу и разорвал надкостницу сантиметров на пятнадцать. Но я даже вернулся на поле и доиграл матч. Рану зашивать не стали, сама затянулась.

Только из-за травм я не вошел в «Клуб Федотова». После перелома лодыжки посыпались травмы. Мениск за мениском. Все потому, что нога неправильно срослась, из-за перекоса большая нагрузка на колено шла.

– А еще у вас был самый страшный шрам в советском футболе.

– У Валерки Брошина еще страшнее – после разрыва передней поверхности бедра. У Бессонова все ноги исполосованы, но у него мышцы не выдерживали перегрузок. Мой шрам – память о кисте. Как-то его увидели в немецкой клинике, поразились: «Тебе операцию сразу после войны делали? Тупым ножом?»

– Самый грубый защитник в чемпионате СССР?

– Все вспоминают про Новикова и Никулина, но я с ними нормально ладил. Сами говорили: «На нас все обижаются, а вот Дмитриева хоть как бей – ничего». Вот в «Металлисте» и «Шахтере» банда так банда была. Варнавский из Донецка всегда двумя ногами прыгал…

В КГБ ВСЕ ЗНАЛИ

– У кого из «Зенита»-84 – самая трагичная судьба?

– Лешка Степанов. Остальные по крайней мере живы. Он бежал, опоздал на поезд – и сердце отказало… Степанов долго играл, но с футболом закончил резко, сразу много веса набрал. Так нельзя, конечно.

– А Желудков?

– Он в питерском «Динамо» был у меня помощником, а сейчас там второй тренер у Леонида Ткаченко. До этого работал водителем у бизнесмена, который помогал «Зениту»-84.

– Кто-то из той команды стал большим человек в ФСБ.

– Игорь Комаров. После чемпионства из-за проблем со здоровьем закончил с футболом, пошел по комсомольской линии. Оказался в КГБ. Недавно встречались, теперь он газом занимается.

– С КГБ вы в жизни тоже сталкивались?

– Когда вернулся с чемпионата Европы в 88-м. Нам по тем временам бешеные деньги заплатили. Я, не игравший, получил 8 тысяч марок, а те, кто играл, – по 22. Набрали прямо в Германии аппаратуры, один я привез коробок пятнадцать. Начал продавать по знакомым. Пришел в гости Серега Мигицко – забрал видеодвойку. Кто-то другой – видеокамеру. Аппаратура разлетелась, не успел оглянуться. А потом, когда расставался с «Зенитом», надо было заглянуть в одну кагэбэшную контору. Там услышал: «Как же ты, Дмитриев, нас достал! Даже знаем, за сколько ты видеокамеру продал…» Я заинтересовался: за сколько? «За 11 тысяч рублей. И еще три тысячи тебе не доплатили, потому что инструкцию по эксплуатации не отдал». Все в точку: мне обещали три тысячи вернуть, когда этот листок отыщу. До слова все знали. Но, видно, им сказали: Дмитриева не трогать.

– Как письмо против Садырина принесли на подпись в 85-м, помните?

– Да. Положили передо мной эту бумажку, говорят: «Ставь автограф. Все уже подписали». Но я очень сомневался. Подписал, но стыдно было потом – просто смертельно. Через день-два приехал к Садырину домой: «Федорыч, это не значит, что я с ними заодно». Садырин только рукой махнул: «Все я, Сереж, понимаю…»

– Кто-то не подписал?

– Только Серега Приходько. Но его, по-моему, особо и не спрашивали. Часто вспоминаю, как уже в ЦСКА Садырин меня окликнул: «Дмитриев, зайди!» Иду и думаю: где попался? Что натворил? А Пал Федорыч открывает холодильник, достает бутылку пива, разливает по стаканам. Молча выпиваем. Спрашивает: «Хорошо?» – «Великолепно!» Иди, говорит, теперь ужинай.

– Не забыли, как в 84-м Желудков бил знаменитые штрафные Дасаеву?

– Слышу, Родионов кричит из «стенки» Дасаеву во время второго штрафного: «Будет бить в тот же угол!» Дасаев огрызнулся: «Стой спокойно, все знаю!» А когда Желудков снова забил, Родионов лишь сплюнул: «Я ж тебе говорил…» Но эти удары никто не взял бы.

До этого мы «Спартак» размазали в Лужниках, 3:0 на Кубок. Когда минут за десять до конца Вовку Клементьева выпустили на замену и тот третий гол забил, Бесков спустился с трибуны и ушел в раздевалку.

Особенно сильно в чемпионскую осень «Шахтер» против нас упирался, еле-еле 1:0 выиграли. А потом узнали: «Спартак» им отдавал коммерческую поездку в США, если хотя бы очко у нас отберут.

– После чемпионства насиделись в президиумах?

– По всем заводам проехались, по всем исполкомам и райкомам. Месяц мы после этого не пили, но неделю «гудели» точно. Меня в этом смысле поражал Юрка Желудков.

– Красиво пил?

– Нет, красиво пил Игорь Корнеев в ЦСКА. Бокальчик шампанского пригубит, и хватит. А Желудкова я пьяным ни разу не видел. Всегда адекватный был, бодрый. И с утра никогда ему плохо не было, как некоторым.

В «Зените» если пили, то все вместе. Кого-то обыграли на Кубок и решили отпраздновать. В разгар торжества заходит Садырин: «Кого здесь нет, кто пьет отдельно – с тех штраф…»

– Что на заводах дарили?

– С фарфорового завода как-то принес домой чайный сервиз, до сих пор сохранился. Кучу всяких хрустальных ваз, которые в свободной продаже не достать было. На каком-то заводе презентовали, помню, крошечные автомобильные телевизоры. Что-то после развода осталось, что-то бывшая жена забрала. Но самый дорогой подарок – при мне: «Золотая бутса» за 95-й год. Тогда с «Зенитом» вернулся в высшую лигу, а вручал мне ее Мутко как лучшему игроку первого дивизиона.

– После сезона-84 еще «волги» вам обещали дать?

– Обещать-то обещали, да Валерке Брошину с Димкой Баранником так и не дали. А я получил в 87-м, когда жестко вопрос поставил. Или даете, или ухожу. До этого меня Николай Толстых в московское «Динамо» забрал. Вместе с Эдуардом Малофеевым отправились к их шефу генералу Богданову. Тот говорит: «Что хочешь?» – «Только играть». – «Так не годится. Получишь и машину, и квартиру…»

– Но не дали?

– Ключи прямо на стол положили. Но я зачем-то позвонил Садырину, тот наорал: «Пока не приедешь в Ленинград, разговаривать не будем!» Отпросился у Малофеева, тот лишь рукой махнул: «Сам решай. Не важно, будешь ли ты в московском «Динамо», – в сборную тебя приглашать не перестану». Кстати, ничего мне в «Зените» не дали, несмотря на то что вернулся.

– Сколько раз Лобановский вас звал?

– Лобановский всегда звал только один раз. И меня тоже, после чемпионата Европы-88.

– Почему не пошли?

– Считал, что слишком обязан Толстых, тот меня в госпиталь КГБ как-то пристроил. И очень удачно там прооперировали. Он меня параллельно в московское «Динамо» звал – и я ответил «да». Хотя предполагал, что с Бышовцем не сработаюсь.

ЛУЧШИЙ ТРЕНЕР

– Почему?

– Потому что до этого была некрасивая история с Олимпиадой. Бышовец всем говорил, что я еду. И последний турнир в Швеции и Норвегии я целиком отыграл.

– Как объявили, что не едете?

– Никак. Сам позвонил администратору Боре Кулачко. «Когда приезжать за формой?» – «А тебе не надо приезжать, в Сеул не берут…» На три дня после этой новости я ушел в себя.

– Кто поехал вместо вас?

– Пономарев из «Нефтчи». Который ни в одном турнире накануне Олимпиады не участвовал. Еще Вадик Тищенко – после операции, совершенно больной.

– Почему Пономарев, а не вы?

– Как все рассказывали – за деньги. Абсолютно в стиле Анатолия Федоровича. Знаю точно: Бышовец выставил Пономарева в первом матче, а потом к нему в кабинет пришли Михайличенко, Добровольский и Лосев. Сказали: «Если Пономарев еще будет играть, мы на поле не выйдем».

– Нынешним скандалам вокруг Бышовца поражаетесь?

– Нет. Я с Анатолием Федоровичем достаточно общался, чтобы удивляться. Знаю, как он поступил со мной в московском «Динамо». Я, семейный человек, за собственные деньги вынужден был снимать гостиничный номер недалеко от стадиона «Динамо». До этого Бышовец привел меня в новую квартиру на Речном вокзале, где шел ремонт: «Эту квартиру отдаю тебе».

– Не отдал?

– Смеетесь? Прошло время, я стал расспрашивать: когда, мол, въезжать? И выяснилось, что никогда. «Я тебе ничего не обещал!» «Как не обещали?! – опешил я. – Может, вы меня, Анатолий Федорович, и в команду не приглашали?» Тут он меня окончательно сразил: «Да, не приглашал. Это тебя Толстых приглашал, вот у него квартиру и проси». После этих слов мне хватило получаса, чтобы дозвониться до Садырина и очутиться у него в ЦСКА. Тот прислал за мной уазик и Марьяна Плахетко, начальника команды.

– Из Киева приглашение пропало?

– Да. Когда уезжали с чемпионата Европы, Лобановский подозвал: «После сезона ты – в Киеве. Если хочешь играть в сборной. А не хочешь – сиди в своем «Зените»…»

Думал, никогда в жизни больше с Бышовцем не встречусь – а жизнь свела в Питере. Он «Зенит» принял. Я стал первым человеком, которому Анатолий Федорович позвонил.

– Зачем?

– Застал меня по дороге в Таиланд: «В вашей команде столько подводных течений! Помоги, Сережа, мне их разрулить…» Я уж как дурак решил, что человек прошлое забыл. А оказывается, Бышовец ничего не забывает. Буквально через два месяца отчислил.

Смешная история: во время разминки Анатолий Федорович затеял рассказ о том, что видел в Корее. Марадона приехал, опоздал на прием к президенту, зато два дня не ел и на показательной тренировке смотрелся хоть куда. Несколько часов работал, не останавливаясь. Я же всегда мог такое ляпнуть, что всем смешно. Садырин на это не обижался.

– Не сдержались и в этот раз?

– Не сдержался. Говорю: что нам на Марадону-то равняться? Он кокаинчика нюхнет – может трое суток бегать как дурак… Бышовец насупился. Решил, что я ему воспитательную тему сорвал. Вызвал меня: «Когда я говорю – все молчат».

Как-то летели из Питера, проходили таможню – меня знакомые увидели: «Пошли, проведем через зеленый коридор…» И мы с Серегой Приходько рванули туда. Садимся в баре, заказываем кофе. Тут появляется Бышовец, отстоявший общую очередь: «Что-то не понимаю. Я стою в очереди, а ты проходишь? Почему я стою?» Извините, говорю, Анатолий Федорович, не подумал. Но дальше еще круче. Хочу за кофе рассчитаться, бармен только отмахнулся: «Серый, ты чего…» Бышовец уже в «дьюти-фри» меня нагнал: «Что-то снова не понимаю. Почему я за кофе плачу, а ты – не платишь?»

Наконец, он вызвал Валю Егунова, нашего нападающего: «Хочешь играть в «Зените»?» – «Хочу!» – «Тогда приходи и докладывай все, что говорит обо мне Дмитриев!» Тот пришел – только не к Бышовцу, а ко мне. «Серега, что делать?» А ты, говорю, иди и докладывай: Дмитриев говорит, что Бышовец – лучший тренер. И человек тоже замечательный…

НОГУ СОБИРАЛИСЬ АМПУТИРОВАТЬ

– Другой тренер «Зенита», Станислав Завидонов, обвинял вас в продаже игры Днепропетровску, кажется?

– Было. Я в тот год чуть не умер от паховой грыжи, как мне потом в госпитале КГБ объяснили. Как весной прихватила, так до осени и болела. А зенитовские начальники все приговаривали, что Дмитриев халтурит, не желает тренироваться. «Косит». А мне кашлянуть невмоготу, с кровати самому слезть вообще пытка. На игру-то еще выходил – после укола. Знаете, что нам кололи?

– Что?

– Дозу анальгина в задницу, и вперед. Беги. Тут игра с Днепропетровском, где полсостава – мои друзья по сборной. Лютый, Таран, Пучков… Приглашают меня на разговор. Попроси, дескать, своих, чтоб отдали игру. Не бесплатно, понятное дело. Нет проблем, я нашим сообщил, но помогать «Днепру» отказались. Ладно, не будем – значит, не будем. Я так днепропетровским ребятам и передал. Мы честно им проиграли – то ли 0:1, то ли 1:2… Но после этого матча из «Зенита» отчислили Толика Давыдова. Которому играть и играть еще было.

– За что?

– Чтобы он случайно за «Зенит» не наиграл больше, чем Лев Бурчалкин. Чтобы рекорд не переписал. Давыдов плакал, а я его утешал: «Толя, пойдем лучше шампусика возьмем. Отметим расставание». А меня за то, что якобы не слишком отдавался, перевели в дубль.

– Самый нелепый доктор, которого встречали?

– Был один в ЦСКА – чуть ноги из-за него не лишился. Я приехал из-за границы, Тарханов меня хотел брать в команду. Так этот доктор зарядил мне укол в колено – и занес стафилококк. С утра встаю – колено, как голова. В больнице жидкость откачали, врач уже там сомневаться начал: «Какая-то нога странная…» Дошло до того, что собирались ампутировать, но один врач из госпиталя Бурденко отстоял. Сказал: «Попытаемся бороться». За две недели я столько антибиотиков сожрал, что лысина образовалась. Но ногу спасли.

– И лысина заросла?

– Не заросла, к сожалению. Вот она.

– Удивительная у вас судьба.

– Это точно. Между прочим, когда Миша Еремин погиб, все думали, что за рулем «шестерки» был я. А мы в тот вечер с Колотовкиным у него дома сидели, шампанское пили. От человека, который с Мишей за рулем сидел, ничего не осталось. По частям собирали. Достали руку, смотрят – перстень. Такой же, как у меня. И Садырин звонил Колотовкину сказать, что Еремин с Дмитриевым убились… Если бы устроили после Кубка нормальный банкет, все живы были бы. Сели бы и отметили. А так – команда разъехалась по домам.

– Почему вы к Колотовкину отправились?

– Меня в общаге поселили. А у Сереги хоть пельмешки были, теща делала.

ПОСТРАДАЛ ОТ МАДАМ МИЛЕВСКОЙ

– Зенитовская майка, в которой чемпионом становились, осталась?

– Нет, тогда форму принято было сдавать. Не вернешь – не рассчитают. Но я хитро сделал: накатал в милицию заявление, что у меня форму украли. Принес в профком «Зенита» справку, что возбуждено уголовное дело. Но все равно, от старых времен только одна футболка осталась, сборной СССР. С автографами ребят, которые ездили на Еurо-88…

– Один из них умер совсем молодым, Иван Вишневский.

– Нелепая смерть. В бане сковырнул родинку, пошли метастазы – за какой-то месяц парня не стало. А Витьку Янушевского, с которым в ЦСКА играли, нашли в Германии повешенным. Никто не знает, почему. Хотя Витька был такой человек… Профессионал. Не курил, сильно не выпивал.

– Московская квартира от ЦСКА осталась?

– Нет. По собственной глупости. Тогда ЦСКА давал квартиру, но для этого надо было с женой фиктивно развестись. Потом снова расписались бы. Однако тогдашней жене подруги нашептали, что я не для себя квартиру хочу получить, а для любовницы. Из Америки возвращаюсь, чувствую – жена от меня лицо воротит. «Что такое?» – «Мне рассказали – завел ты любовницу в Москве…» А сейчас такая хата стоит под полмиллиона долларов.

Поэтому от игровых времен осталась разве что Gazetta dello sport с шикарными оценками за матчи против «Ромы». После римского матча ужинал с одной нашей легкоатлеткой и ее мужем-итальянцем. Он бизнесмен со связями, при мне звонил в четыре клуба серии, А – и все соглашались меня взять. Нужно было дождаться трансферного окна. А потом по мою душу в Москву приехал из Австрии менеджер, будь он неладен, доктор Петершелько. Предложил контракт. И я, дурачок, поддался…

– Там и настигли вас неприятности?

– Да, благодаря жене футболиста Милевского. Сказала по телефону: «Ты много вопросов не задавай, подписывай все бумаги, которые дадут. Не обманут». Следом доктор подсунул контракт на немецком, который я подмахнул. Поверил людям. Потом в самолете мне перевели, что я подписал: и сумма в два раза меньше, и Петершелько становился моим агентом на три года. С процентом от всех выплат.

– До сих пор ему платите?

– «Зенит» ему позже бросил тысяч двадцать, чтобы отстал. Договаривались, что в Австрии буду получать десять тысяч долларов, а платили четыре. Все равно сумасшедшие деньги – в России-то давали 500 рублей. От этой мадам Милевской много наших пострадало: Леонов, Кобозев, Поздняков, Имреков, Янонис, Шмаров, Нарбековас…

– Да еще и никакого удовольствия от футбола?

– Может, я не в ту команду попал? Нам, русским, наливали, с нами сидели, а потом нас же и закладывали. Мы с Поздняковым и Имрековым их в какой-то момент раскусили – зареклись с этими австрийцами за стол садиться. Ссылались на дела – и уходили в сторону.

– Зато от ЦСКА не только газеты у вас остались. Еще и две медали за чемпионство.

– Да. Одна – официальная, золотая, а другую выдал какой-то банк. Сказали, что банк будет расти с каждым днем, а медалька – дорожать. Чтобы сразу не обменивали на 5 тысяч рублей. Потом как-то вернулся из-за границы, отдал ее другу, чтобы проверил – сколько тысяч теперь стоит. Оказалось, нисколько – банк развалился… Она даже не золотая, будто жетон на метро.

Смешно мы то чемпионство отметили. Сами в шоке были. После чествования приходим на банкет. Там специально для игроков столы расставили. Смотрим: на наших местах уже орудуют популярные комментаторы, еду накладывают, выпивают вовсю. Нас никто не ждет.

– Погнали их?

– Нет, отправились в соседний зал, где руководство выпивало вместе с Розенбаумом. Говорим жестко: «Раз сесть нельзя, мы сейчас уходим и пьем где хотим. А поездку в Италию отменяем…» Как раз на турнир в Сицилию с участием «Милана» и «Ювентуса» должны были лететь. Начальник команды от наших угроз побледнел, помчался в соседний зал и комментаторов разогнал. Те, что успели, из тарелок по карманам рассовали и бежать. Команде заново столы накрыли.

МАХАР БАБОКЕР

– Преследуют вас приключения.

– Так получается. Приезжаю в Израиль – на все вопросы слышу один ответ: «Махар бабокер». Завтра, то есть. «Когда в квартиру меня перевезете?» – «Махар бабокер». – «Телевизор когда поставите?» – «Махар бабокер». Прошел месяц – дали какую-то халупу, с Вадиком Каратаевым на двоих. Говорят: «Это твоя комната, эта – его. А вот здесь Каратаев спать будет…» И указали на детскую кровать. Прямо при нас стали кресло подбивать, чтоб не упало. Только сели – развалилось. Опять подбивают. Меняйте его, говорю. И слышу: «Махар бабокер!» А однажды приехали на игру меня забирать. Вот тут уж я им врезал – их же словечком. Нет, отвечают, не завтра играем, а сегодня. «Вы сегодня играете, а я – махар бабокер…»

Через неделю самолет на Москву был – так я эту неделю прожил у Колотовкина, в Иерусалиме. Вот он и Гречнев шикарно устроились в «Бейтаре». Великолепные квартиры, телевизоры со ста каналами.

– Потешная история. А тренеры смешные попадались?

– Самым смешным был на моей памяти тренер Платонов из Смоленска. Вообще ничего не соображал. Бывший военный – это многое объясняет. Думаю: куда он с портупеей в футбол-то полез?! Как-то на «Як» полетели играть в Томск. Самолет крошечный, сиденья не откидываются. Долетаем и узнаем: Томск не принимает. Что делать? Полетели в Новосибирск. Было часа четыре вечера. И Платонов вместо того, чтобы отвезти нас в город и разместить в гостинице, оставил сидеть в самолете. В город выпустил только доктора, чтобы тот каждому купил по бутылке кефира и батону колбасы. Раздал команде, закрыл самолет: «Если кто хочет в туалет – терпеть!» И мы терпели до 7 утра. Пока не пришли летчики и нас не открыли.

– Сам тренер в портупее тоже сидел в самолете?

– Конечно. А потом мы наконец долетели до Томска. Платонов говорит – теперь, мол, в гостиницу, пообедаем. Проезжаем мимо стадиона, видим: народ на трибунах. Платонов у водителя спрашивает – что такое? «Скоро футбол, через час». Оказывается, наш тренер часы не перевел. И мы, не обедая и не отдыхая, скрюченные после «Як» вышли на поле.

– В «Спартаке» таких бед не знали?

– В «Спартаке» своих особенностей хватало. В Лигу чемпионов не попали, вылетели от «Кошице». Даже мой гол не помог. Тут же Олег Иванович объяснил, что собирается строить новую команду. Как-то «Спартак» отправлялся на матч Кубка УЕФА, а меня даже никто не разбудил. Сам проснулся, спускаюсь вниз – никого нет, эхо гуляет по базе…

Через день-другой зашел к Сереге Горлуковичу, старому приятелю. Умному парню. «Сергунь, что делать-то? Наверное, домой поеду в Ленинград». Тот успокоил: «Деньги платят? Ты же нигде столько не заработаешь? Вот и сиди, три месяца осталось до конца контракта!» Я подумал: в самом деле зачем терять такие бабки?

– Сколько тогда платили в «Спартаке»?

– Мне выдавали пять тысяч долларов в конверте. А когда с футболом завязал, вся жизнь висела на волоске. Ни работы, ни денег. Только завел новую семью, жена беременная. Не представлял, что делать. Пришел в «Зенит», попросил помочь – ответили: «Мест нет». И в этот момент всякие мысли закрадывались.

– Узнали, что такое полное безденежье?

– Играл за ветеранов – какие-то копейки подкидывали. Что-то капало с ларьков, которые в свое время поставил. Все. Хотел извозом промышлять, но страшно стало. В те годы частников часто убивали. У меня друг так едва не погиб, крепко поколотили.

– Но вас-то поколотить трудно – с таким телосложением.

– Я до какого-то момента худющий был. Но попал в юношескую сборную к Киселеву меня и разнесло. Там хорошая была команда: Протасов, Черчесов, Еременко, Петров, Яковенко… Четыре тренировки в день. За месяц меня накачали так, что потом в ленинградском «Динамо» сказали: «Уехала сосиска, а приехала сарделька». Я из-за этих мышц ходил, как Буратино. По двадцать минут приходилось разминаться, нагнуться не мог на тренировке.

Но драться не стеснялся и прежде. Помню, только попал десятиклассником в ленинградское «Динамо». А там ветераны: Саша Маркин, Женька Соколов… В одном матче мячи все теряю и теряю. Соколов кричит: «Не давайте ему больше пас!» Я не смолчал, ответил. Слово за слово – дошло до драки. Потом я, правда, понял, что с ветеранами ссориться не стоит, – поплелся извиняться. Но авторитет заработал.